Пушкин в воспоминаниях современников – друзей, врагов, знакомых…

(28 янв. 1836 г.)[24] Пушкин за обедом сидел против меня. Он был нехорош собою: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе физиономии более выразительной, более оживленной, более говорящей, и слышать более приятного, более гармонического голоса, как будто нарочно созданного для его стихов… Много толковали о мнимом открытии обитаемости луны. Пушкин доказывал нелепость этой выдумки, считал ее за дерзкий пуф, каким она впоследствии и оказалась, и подшучивал над легковерием тех, которые падки принимать за наличную монету всякую отважную выдумку. Так как я не спускала глаз с Пушкина, то ни одно движение его не ускользнуло от моей наблюдательности. Я заметила, между прочим, что он мало ел за обедом, беспрестанно щипал и клал в рот виноград, который в вазе стоял перед ним… Пушкин сказал, что в Кукольнике жар не поэзии, а лихорадки.

(Е. А. Драшусова). «Жизнь прожить не поле перейти».

Записки неизвестной. Рус. вестн., 1881, т. 155, стр. 151-152.

Я очень недовольна, что ты писал Александру; это привело только к тому, что разволновало его желчь; я никогда не видела его в таком отвратительном расположении духа: он кричал до хрипоты, что лучше отдаст все, что у него есть (в том числе, может быть, и свою жену?), чем опять иметь дело с Болдином, с управляющим, с ломбардом и т. д., и т. д. Он не прочел твоего письма, распечатав, он возвратил мне его, не бросив на него взгляда. Гнев его в конце концов показался мне довольно комичным, – до того, что мне хотелось смеяться: у него был вид, как будто он передразнивал отца… Как тебе угодно, я больше не буду говорить с Александром; если ты ему будешь писать по его адресу, он будет бросать твои письма в огонь не распечатывая, поверь мне.

Ему же не до того теперь: он издает на днях журнал, который ему приносить будет, не меньше, он надеется, 60.000! Хорошо и завидно.

О. С. Павлищева – мужу, 3 января 1836 г.

П-н и его совр-ки, XXIII–XXIV, 210-211 (фр. – рус.).

1 февраля 1836 г. взято Пушкиным у Шишкина 1.200 р. под залог шалей, жемчуга и серебра.

Б. Л. Модзалевский. Архив опеки над имуществом Пушкина.

П-н и его совр-ки, XIII, 98.

На балу у княгини Бутеро. На лестнице рядами стояли лакеи в богатых ливреях. Редчайшие цветы наполняли воздух нежным благоуханием. Роскошь необыкновенная! Поднявшись наверх, мы очутились в великолепном саду, – перед нами анфилада салонов, утопающих в цветах и зелени. В обширных апартаментах раздавались упоительные звуки музыки невидимого оркестра. Совершенно волшебный очарованный замок. Большая зала с ее беломраморными стенами, украшенными золотом, представлялась храмом огня, – она пылала.

Оставались мы в ней недолго; в этих многолюдных, блестящих собраниях задыхаешься… В толпе я заметил Дантеса, но он меня не видел. Возможно, впрочем, что просто ему было не до того. Мне показалось, что глаза его выражали тревогу, – он искал кого-то взглядом и, внезапно устремившись к одной из дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился вновь, но уже под руку с г-жою Пушкиной. До моего слуха долетело:

– Уехать – думаете ли вы об этом – я этому не верю – вы этого не намеревались сделать…

Выражение, с которым произнесены эти слова, не оставляло сомнения насчет правильности наблюдений, сделанных мною ранее, – они безумно влюблены друг в друга! Пробыв на балу не более получаса, мы направились к выходу: барон танцевал мазурку с г-жою Пушкиной. Как счастливы они казались в эту минуту!

Н. К. Мердер. Листки из дневника, 5 февраля 1836 г. Среда.

Рус. стар., 1900, т. 103, стр. 383 (фр.).

Князь! с сожалением вижу себя вынужденным докучать вашему превосходительству; но, как дворянин и отец семейства, я обязан оберегать свою честь и имя, которое должен оставить моим детям. Я не имею чести лично быть с вами знакомым. Не только никогда я вас не оскорблял, но, по причинам мне известным, я питал к вам до сего времени истинное чувство уважения и благодарности. Тем не менее, некий г-н Боголюбов публично повторял оскорбительные для меня слова, якобы исходящие от вас. Я прошу ваше превосходительство не отказать осведомить меня, что мне об этом думать[25]. Больше, чем кто-нибудь, я знаю расстояние, отделяющее меня от вас; но вы, который не только вельможа, но еще и представитель нашего древнего и истинного дворянства, к которому принадлежу и я, – вы, надеюсь, без труда поймете повелительную необходимость, которая вынуждает меня к этому шагу.

Пушкин – кн. Н. Г. Репнину, 5 февр. 1836 г. (фр.).