В награду за услуги, оказанные Луи-Наполеону, Дантес был назначен им в день декабрьского переворота сенатором. В сенате он обратил на себя особое внимание своими речами в защиту светской власти пап. Во время последней империи Дантес был persona grata при дворе Наполеона III. Дантес был одним из основателей Парижского Газового общества и оставался директором этого общества до своей смерти, благодаря чему составил себе большое состояние. По словам одного из наших соотечественников, знавшего в Париже Дантеса, это был человек, «очень одаренный и крайне влиятельный, даже большой оригинал; он был замешан во всех событиях и происках Второй империи».
C.А. Панчулидзев. Сборник биограф., с. 89.
Влиятельным сенатором Второй империи Дантес поселился в Париже на улице Монтэнь, рядом с нынешним театром Елисейских Полей. Здесь он выстроил для себя и семьи трехэтажный особняк (№ 27). Нижний этаж занимал он сам, а два верхних были отведены его многочисленному потомству. Вся семья сходилась по меньшей мере два раза в день в столовой. Днем Дантес обыкновеннo отправлялся в экипаже в свой клуб «Серкль Эмперишь» на Елисейских Полях, а вечера неизменно проводил дома в кругу семьи, часто развлекая молодое поколение рассказами о своей молодости. На летние месяцы вся семья переезжала в Сульц.
Л. Метман по записи Я. Б. Полонского. – Посл. Нов., 1930, № 3340.
В 1869 году, в Париже, я много виделся с семьей Геккерена (Дантеса). Однажды, уже не знаю, как, в беседе с Геккереном мы заговорили о Нат. Ник. Пушкиной, и он затронул тему этой трагедии. Я сохранил воспоминание о впечатлении, которое я вынес от выражения правдивости и убежденности, с каким он возгласил и защищал, – не чистоту Натальи Николаевны, она не была под вопросом, – но ее совершенную невинность во всех обстоятельствах этого печального события ее жизни.
Бар. Г. Фризенгоф – А.П. Араповой. – Кр. Нива, 1929, № 24, с. 11 (фр.).
Г. Онегин, известный составитель Пушкинского музея (в Париже), знал Дантеса. Дантес уверял, что не подозревал даже, на кого он поднимал руку, что, будучи вынужден к поединку, он все же не желал убивать противника и целил ему в ноги, что невольно причиненная им смерть великому поэту тяготит его и т. д.
А.Ф. Онегин. Отчет о речи его, произнесенной на пушкинском вечере в Париже, в 1912 г. – Изв. кн. магазинов т-ва М.О. Вольф, 1912, № 5, с. 68.
Проходя под колоннадой кургауза, я часто встречаю человека, наружность которого меня постоянно поражает своей крайней непривлекательностью. Во всей фигуре его что-то наглое и высокомерное. На днях, когда мы гуляли с нашей милой знакомой М. А.С. и этот человек нам снова встретился, она сказала: «Знаете, кто это? Мне вчера его представили, и он сам мне следующим образом отрекомендовался: «Барон Геккерен (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина». «И если бы вы видели, с каким самодовольством он это сказал, – прибавила М.А. С., – не могу вам передать, до чего он мне противен!» И действительно, трудно себе вообразить что-либо противнее этого, некогда красивого, но теперь сильно помятого лица, с оттенком грубых страстей. Геккерен, ярый бонапартист, благодаря чему и своей вообще дурной репутации, все здешние французы, а они составляют большинство шинцнахских посетителей его явно избегают и от него сторонятся. При Наполеоне III он был сенатором, но теперь лишен всякого значения. О его семейных обстоятельствах говорят очень дурно; поделом коту мука.
А.В. Никитенко. Дневник, 20 июня 1876 г., из Шинцнаха. – А.В. Никитенко. Записки и дневник, т. II, с. 560.