Пушкин жив

У самого синего моря
Старик со старухою жил,
И тридцать три года с ней споря,
Лишь в море покой находил.
Там волны владеют секретом —
Какой нынче будет улов.
И, думая тоже об этом,
Старик покидал ветхий кров.
Старуха пряла и вязала,
Когда оставалась одна,
И время своё коротала
В раздумьях о жизни она:
Что сделает с новым уловом,
Когда муж вернётся домой,
Как встретит его резким словом
Иль, может быть, бранной рукой!
Всегда недовольна уловом,
Старуха злонравной была,
Не вымолвит доброго слова,
Так жизнь всю свою и жила…
Просторы морские манили
И звали к себе старика.
Там верной порукою были
Уменье, чутьё рыбака.
Закинул он невод в пучину
Усталой, но твёрдой рукой,
А невод принёс только тину —
Шутил, видно, царь с ним морской.
Попытка – всему лишь начало,
И верит в удачу старик:
«В глубинах и рыбы немало,
И я здесь рыбачить привык».
Закинул опять невод в море,
Пришёл он с морскою травой.
Хотя не пустой, но доколе
С ним будет играть царь морской?
Не высказал дед недовольства
На этот «подарок» глубин.
И снова с рыбацким упорством
Он с морем тягался один.
Опять невод в море отправил
И ждал его вновь до поры.
А царь водный неводом правил
Всё ради забавы, игры.
Но, видя к улову стремленье,
Владыка морей, грозный царь
Решил: «Награжу за терпенье
Я старца подарком, как встарь».
И невод пришёл с чудной рыбкой —
Пусть маленькой, но золотой,
Мерцающей, лёгкой и гибкой,
Как будто фонарик живой.
Вдруг рыбка взмолилась пред старцем
И молвила ясную речь,
Что Главную Рыбку из царства
Разумно б ему поберечь:
«О старче, пусти меня в море!
Дам откуп тебе дорогой.
Привыкла я жить на просторе
Среди рыб – царицей морской.
Любое желанье исполню
Взамен на свободу свою.
Поверь, я добро долго помню,
Пусти, – заживёшь как в раю».
Старик подивился на чудо,
Хотя испугался чуть-чуть:
«Ухи, видно, нынче не будет!»
И пояс пришлось затянуть.
«Плыви себе, рыбка златая,
Не нужен мне выкуп, прощай!
Но впредь, глубину выбирая,
Внимательней быть обещай».
Старик так, ни с чем, воротился
В раздумьях своих о былом —
Скорей рассказать торопился
Старухе о чуде морском.
Поведал старухе подробно
Все тонкости старый рыбак.
О месте, о неводе, словно
Та рыбка – таинственный знак.
Старик рассказал без утайки
О м'oлвящей рыбке в сетях.
Старуха подумала: «Байки,
Рыбацкие сказки, пустяк».
Поведал, чт'o рыбка давала,
Свободу прося у него…
Проникли слова, словно жало, —
Вскричала старуха его:
«Какой ты, старик, дурачина,
А уж простофиля какой?
Тебя без особой причины
Коснулась удача рукой!
Уж сколько тебе говорила:
Для дела дана голова.
Я молодость всю загубила,
Тебе ж это только слова…
Корыто совсем прохудилось,
Тебе, дураку, надо б знать.
Что новое мне б пригодилось,
И в нём было б легче стирать».
Вот к морю старик возвратился,
По волнам играл ветерок.
И морю старик поклонился,
А волны плескались у ног.
«Прости меня, рыбка златая,
Пришёл не по воле своей.
Старуха, нещадно ругая,
Велела мне быть посмелей
И выпросить только корыто,
Своё прохудилось давно.
И, если добро не забыто, —
Сослужит мне службу оно».
А рыбка на это сказала:
«Старик, не кручинься, и знай —
Корыто всего лишь начало,
Свершится всё. С Богом, ступай…»
Изба. Перед нею старуха,
Как статуя, чинно сидит.
Лишь море шумит и – ни звука,
Старуха, сжав губы, молчит.
Пред нею чудес воплощенье,
Старуха ж насупила бровь:
«Старик, вот тебе повеленье —
Иди, поклонись рыбке вновь».
Тут стала старуха браниться:
«Вот выдумал, что пожелать,
Такое во сне не приснится,
Тебе, дураку, надо б знать.
Смотри, как изба покосилась,
Открытая морю, ветрам.
Ох, сколько я Богу молилась,
Но рыбка поможет здесь нам.
Ты к рыбке, старик, отправляйся,
Нужна мне изба поновей…
Уж выпроси ты, постарайся.
Иди же, иди, дуралей».
Вот к морю старик воротился —
Перечить жене не посмел.
Знать, разум её помутился,
Но есть ли желаньям предел?
И морю опять поклонился,
И рыбку покликал старик.
Робея, с мольбой обратился
(Но как был тяжёл этот миг):
«О рыбка златая, царица
Всех рыбок в солёной воде,
Уж просит старуха светлицу —
Молю, помоги мне в беде».
«Ступай с миром, старче, обратно,
Исполню прошенье твоё.
Желанье старухи понятно…
Ты балуешь, старче, её».
Старик, распростясь, воротился
В знакомые сердцу места,
Но виду старик удивился —
Избушка стоит, да не та:
Изба вся из свежего сруба
С кирпичной белёной трубой.
Под самым окошком у дуба
Старуха сидит. Но… постой,
Глаза не сияют от счастья,
Горят нехорошим огнём:
«Ох, горе моё, ох, несчастье,
Смотри, как мы бедно живём!
Вот невидаль – сложены брёвна
В избушку. Каков дуралей?!
Исполнил ты просьбу дословно,
Забыв серость жизни моей.
К заветным местам отправляйся,
Где в море живут миражи,
И рыбке златой – постарайся! —
Желанье моё изложи:
Не нравится мне быть крестьянкой,
Что спину свою вечно гнёт.
Хочу – столбовою дворянкой,
Что, горя не зная, живёт».
…И к морю старик вновь подходит,
Волна стала выше, сильней.
Но взора с воды он не сводит:
«Она будто стала темней?!»
И морю опять поклонился
И рыбку покликал старик.
Он с просьбою к ней обратился,
Но вырвался старческий крик:
«Нет силы, моя золотая,
Старуха бранится опять!
Меня на чём свет проклиная,
Велела тебе передать:
Не хочет теперь быть крестьянкой,
В ней спесь проявилась опять.
Желает она стать дворянкой,
Ничем мне её не унять».
И молвила рыбка печально:
«Всё сделаю, старче, ступай.
В старуху твою изначально
Вселился сам бес, так и знай».
Вздыхая, старик воротился…
Что ж видит теперь пред собой?
Да терем пред взором открылся,
А кто ж на крылечке? Постой…
Да это ж старуха, что пряла
Недавно в избушке его,
Но в шубе собольей стояла,
На ней было столько всего:
Жемчужные бусы обвили
Старухину шею вокруг,
А жемчуг на ней уложили,
Как будто спасательный круг.
И перстни златые на ручках,
В них блеск самоцветных камней.
В одежде такой недоучка
Казалась как будто умней.
А ноги её украшали
Чудесной красы сапоги.
Так пламенным цветом сияли,
Знай только глаза береги.
Глава благородной покрыта
Парчовою кичкой была…
Да, видно, забыла корыто
И мужа, с которым жила.
Старик поклонился дворянке,
И молвил ей слово рыбак:
«Я вывернул душу изнанкой,
Теперь ты довольна, аль как?»
Прикрикнула, но не сказала —
«Дворянкою нравится быть».
И тотчас старуха послала
Его на конюшню служить.
Неделя, другая проходит,
Но пуще старуха дурит,
И в трепет вновь деда приводит,
Отправиться к рыбке велит:
«Ты к морю ступай спозаранку
И рыбке изволь передать —
Не нравится мне быть дворянкой,
Желаю царицею стать».
Ей молвил хозяин улова:
«Объелась ты, баба, видать?
Ведь ты не умеешь два слова
В одном предложенье связать,
А ходишь – как старая птица,
И вечно куда-то спешишь.
Какая ж ты будешь царица?
Всё царство своё насмешишь!»
В ней злость изнутри закипала
(Ведь бесу подвластна она),
По впалым щекам отхлестала
Того, кого слушать должна:
«Как смеешь, мужик, мне перечить,
Дворянке такой столбовой?..
Не может быть даже и речи,
Идёшь ты, иль будет конвой!»
Так фразой как будто надела
Старуха на деда хомут
И к морю идти повелела,
Не дав ни еды, ни приют.
И встретился дед снова с морем,
А синее море – черно.
Делиться своим новым горем
Опять старику суждено.
И морю он вновь поклонился,
И рыбку покликал старик.
С мольбою он к ней обратился,
Как будто душою приник:
«Помилуй хоть ты, золотая,
Царица морских рыбьих стай,
Всю злость на меня выливая,
Старуха послала, встречай.
Что стала дворянкой, не рада,
Бунтует, её не унять.
Старуха решила: ей надо
Царицею вольною стать».
Едва уловимые звуки
Услышал от рыбки старик:
«Исполню всё… Адовы муки
Ты терпишь. Неужто привык?!
Ступай себе, старче. Пусть знает —
Терпенью настанет предел.
Лишь только, когда потеряет,
Познает она свой удел».
Но долг украшает уплата,
Сняла рыбка с деда «хомут».
Вернулся старик, там – палаты,
Старуху царицей зовут.
Царицей она восседает
За пышным по-царски столом.
Прислуга вина подливает,
Когда та укажет перстом.
И пряник старуха вкушает,
И стража царицу хранит.
Никто в этом царстве не знает —
Так кто ж за богатством стоит?
Но стражи старик испугался,
В поклоне согнул спину дед:
«Надеюсь, не зря я старался,
Теперь ты довольна аль нет?»
Царица не бросила взора —
В пришедшем признать старика.
Убрать с глаз долой и с позором
Велела она рыбака.
Взашей старика затолкали
Бояре – холопы царей,
Тут стражники все подбежали,
Грозя ему сотней смертей.
А что же народ? Он глумился:
«Невежды смешней не найти.
Безродный старик вдруг решился
В палаты к царице войти!»
Неделя, другая проходит,
Но пуще старуха дурит.
И царская стража приводит
Ей мужа. Та грозно велит:
«Иди, поклонись, как бывало —
Той рыбке златой надо знать:
Царицею быть я устала,
Желаю владычицей стать!
Владычицей, но не простою —
Хочу в море синем я жить,
Чтоб править стихией морскою,
А рыбка мне станет служить».
Старик не посмел ей перечить,
Вздохнул горько старый рыбак:
«Ей слово – она ж покалечит,
Ведь я для неё лишь червяк».
А к морю идти дед не хочет,
Вслед окрик… Вот море, а там
Вода вся бурлит и клокочет.
Старик поклонился волнам,
Покликал он рыбку. И снова
Она приплыла, как всегда:
«О старче, исполнить готова
Желанье. Так что ж за беда?»
И словно старик на причастье,
Ей молвит, печаль не тая:
«Старуха – сплошное несчастье,
Теперь добралась до тебя.
Желает старуха жить в море,
Владычицей водною стать,
Чтоб плавать себе на просторе,
Тебя на посылках держать».
Молчит рыбка, словно уснула,
Ну как тут поможешь беде?
Лишь хвостиком только плеснула
По бурной, сердитой воде.
Ушла рыбка в море, в пучину —
Свободною стала она.
Старик долго ждал (по причине:
Что скажет на это жена?).
Вся жизнь старика – лишь страданье,
Старуха ж не видит вины.
Настанет ли день покаянья
Для злобной, капризной жены?
Старик так ни с чем возвращался
В палаты к царице своей.
Глядь – баба, с которой расстался,
Сидит… и корыто пред ней.
И ветхая та же избушка,
Как прежде, у моря стоит.
«К корыту вернулась, старушка?» —
Ей тихо старик говорит.
Теперь лишь старуха прозрела,
Что в жизни всему есть предел,
И мужа она пожалела,
Оставшись одна не у дел:
«Старик мой – кормилец, основа
Семьи нашей бедной, простой.
Я ждать тебя вечно готова
С уловом и… рыбкой златой».

20 марта 2001 г.