Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел!… мать!
Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!
Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега —
А время гонит лошадей.
Чиновник и поэт
Люблю толпу, лохмотья, шум —
И жадной черни лай свободный.
1824 год. Одесса. Ссылка в село Михайловское
Письма
Душа моя, меня тошнит с досады – на что ни взгляну, все такая гадость, такая подлость, такая глупость – долго ли этому быть?
……
Может быть, я пришлю ему отрывки из "Онегина"; это лучшее мое произведение.
(из письма брату Льву, конец января 1824 года)
… беру уроки чистого атеизма… Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастию, более всего правдоподобная.
(из письма Кюхельбекеру, апрель 1824 года)
Семь лет я службою не занимался, не написал ни одной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником. Эти семь лет, как вам известно, вовсе для меня потеряны…
Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан служить… Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника. Я готов от них отказаться, если не могу быть властен в моем времени и занятиях.
……
Еще одно слово: Вы, может быть, не знаете, что у меня аневризм. Вот уж 8 лет, как я ношу с собою смерть. Могу представить свидетельство которого угодно доктора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток жизни, которая, верно, не продлится.
Свидетельствую вам глубокое почтение и сердечную преданность.
(из письма А.И. Казначееву, 22 мая 1824 года)