Пушкиногорье

Он преклонялся перед Пушкиным. Сочинения великого русского поэта были в рабочем кабинете Негоша. Он посвятил ему свое стихотворение «Тени А. С. Пушкина», которым открывается его поэтический сборник «Сербское зеркало». Негош считал Пушкина первейшим человеком России и всего славянства.

В 1836 году, в разгар своей деятельности по реорганизации государства, Негош был оклеветан перед Николаем I и правящими кругами России, которым мерещились в его поведении революционно-демократические настроения, распространявшиеся в то время повсеместно с Запада на Восток. Чтобы рассеять это обвинение, Негош попросил у царя «высочайшей аудиенции». Получив согласие, он в конце декабря 1836 года выехал из Цетинья в Россию и вскоре прибыл в Вену. Здесь у него была вынужденная остановка. Русский посол задерживал визу.

В феврале, находясь в Вене, Негош узнал от посла, что в Петербурге убит его кумир Пушкин. По Вене пошли слухи, что Негош собирается в Петербург на похороны Пушкина…

Вскоре русский посол сообщил Негошу, что он может продолжать путь в Россию, и Негош немедленно покинул Австрию.

22 февраля он был уже в Великих Луках, а через два дня прибыл в Псков. Неожиданно в Пскове он был вновь задержан по особому предписанию, царя.

В Пскове Негош прожил более ста томительных дней. Здесь он довольно близко сошелся с губернатором Алексеем Никитичем Пещуровым, который хорошо знал Пушкина. В это время Пещуров выполнял просьбу вдовы Пушкина Натальи Николаевны, по опеке над детьми и имуществом поэта, по изготовлению рисунков мест, где Пушкин жил и где он был похоронен.

Пещуров о многом рассказал Негошу, в частности и о том, как А. И. Тургенев сопровождал прах поэта из Петербурга в Святые Горы. Он помог Негошу познакомиться с литературными богатствами и древними историческими памятниками Пскова. Он же помог совершить паломничество на могилу Пушкина в Святых Горах.

Может быть, под впечатлением этого паломничества и родились у Негоша знаменитые строки в поэме «Горный венец».

Счастлив тот, кто будет жить в веках,
В этом величайший смысл его рожденья…

Эти слова Петра Негоша и сегодня громко звучат в наших сердцах, когда мы входим в Святогорский монастырь, чтобы поклониться светлому духу Пушкина.

Дядька поэта

Когда говорят о Пушкине, то невольно вспоминают имена его друзей, лицейских братьев, товарищей: И все же некоторых из них незаслуженно забывают, в особенности простых «маленьких людей» — спутников удивительной жизни Пушкина. А люди эти интересные, настоящие, достойные светлой памяти. И первый из них — Никита Тимофеевич Козлов, дядька поэта.

Между прославленной няней Ариной Родионовной и дядькой Пушкина очень много общего. Они были потомственными крепостными крестьянами. Всю жизнь прожили при господском дворе. Состояли между собой в родстве. Никита Тимофеевич был женат на дочери Арины Родионовны Надежде Федоровне.

Родившись в 1770 году в нижегородской вотчине Пушкиных, селе Большое Болдино, Козлов прошел весь путь тяжелой неволи крепостного человека, испробовал всю горечь беспросветной нищеты, подвергаясь самым разнообразным превратностям жизни.

Будучи от природы любознательным и настойчивым, он самоучкой освоил грамоту. Малым мальчонкой был взят Сергеем Львовичем ко двору, причислен к дворне и скоро занял в ней не последнее место, ибо был грамотей, балагур и остряк. В начале своего поприща он был казачком: разжигал барину трубку, бегал на побегушках. Потом возвысился и стал лампочником и, наконец, к семнадцати годам был возведен в ранг камердинера. Натура поэтическая, он увлекался игрой на балалайке и гитаре, не был лишен интереса к стихотворству и сочинял сказки.

В своих воспоминаниях сестра Пушкина Ольга Сергеевна так рассказывает о литературных опытах дядьки: «В доме деда и бабки благоденствовала поэзии. Процветала она и благоденствовала до такой степени, что в передней комнате Пушкиных (комнате, где толпились слуги) поклонялись музе доморощенные стихотворцы… из многочисленной дворни обоего пола, знаменитый представитель которой, Никита Тимофеевич, поклонявшийся одновременно и богу Вакху, на общем основании состряпал нечто вроде баллады о «Соловье Разбойнике», богатыре широкогрудом Еруслане Лазаревиче и златокудрой царевне Милитрисе Кирбитьевне. Безграмотная рукопись Тимофеича, в которой был нарисован в ужасном, по его выражению, виде Змей Горыныч, долгое время хранилась у моей матери..»

Мы не знаем подробного содержания этой баллады. Знаем только, что основой ее послужила древняя русская былина о русской удали, силе, любви, светлой победе доброго над злым.

Будущий автор «Руслана и Людмилы», который в те годы был от горшка два вершка, не раз слышал сказку своего дядьки, и она крепко запала ему в душу.