Пушкинская перспектива

Пушкин также отмечает, в частности: «Пенаты камчадальские Хантай_(сирена) и Ажушах (терм)» (X, 348), – имея в виду следующее описание:

У северных камчадалов бывает в юртах по два идола, из которых один называется хантай, а другой ажушак. Хантай делается наподобие сирены, то есть с головы по груди человеком, а оттуда рыбою, и ставится обыкновенно подле огнища; а для чего и во образ кого, другой причины не мог выведать, кроме того, что есть дух сего имени. Идол сего хантая ежегодно делается новой во время грехов очищения и ставится со старым вместе, по числу которых можно узнать, сколько которой юрте лет от построения. Ажушак есть столбик с обделанною верхушкою наподобие головы человеческой, ставится над домашнею посудою, и почитается за караульщика, отгоняющего от юрты лесные духи, за что и кормят его камчадалы во всякой день, мажут ему голову и рожу вареною сараною или рыбою (с. 376).

Обработанный собственно пушкинский текст далее появляется при описании русских пришельцев и их колониальных взаимоотношений с аборигенами.

Казаки брали камчадальских жен и ребят в холопство и в наложницы – с иными и венчались. На всю Камчатку был один поп. Главные их забавы состояли в игре карточной и в зернь в ясачной избе на полатях. Проигрывали лисиц и соболей, наконец – холопей. Вино гнали из окислых ягод и сладкой травы; богатели они от находов на камчадалов и от ясачного сбору, который происходил следующим образом: камчадал сверх ясаку платил:

1 зверя сборщику

1 – подьячему

1 – толмачу

1 – на рядовых казаков.

Казаку на Камчатке в 1740 году нужно было до 40р. годового прихода (X, 348).

Весь же конспект заключается обозначением вех трудного пути из Сибири на Камчатку.

Следует особо отметить фрагмент в ПД 1203, занесенный более темными чернилами в нижнюю часть л. 13 несколько позднее соседних записей:

Соболиное наволоко – место на реке Лене до речки Агари (30 верст) (II, 235)

(Промысел за соболями – ч. II, 233).

Промышленные зарубают деревья – II – 248 (X, 347).

Глава «О витимском соболином промысле», отраженная здесь, казалось бы, уводила повествование Крашенинникова далеко на запад от Камчатки и потому сначала Пушкиным не была отмечена. Но знакомясь внимательно с «делами камчатскими», Пушкин отчетливо понял основную причину опасных походов первопроходцев на край земли. Вела их туда жажда наживы (государством сразу же оцененная), заключавшейся в мехах, а главным образом – в собольих шкурках. Дело в том, что соболь обычно покидал людные места и прежний богатый соболиный промысел на Витиме, весьма трудоемкий, постепенно оскудевал.

Витимские промышленники, препроведя почти целый год в несносных трудах и нуждах, почитают за щастье, ежели им по 10 соболей или и меньше на человека достанется (С. 255).

В то же время: