Пушкинский круг. Легенды и мифы

Между тем не следует забывать, что великосветская сплетня, выношенная в феодально-крепостническом чреве аристократических салонов, стала достоянием всего Петербурга и в один прекрасный момент превратилась в живучую легенду, претендующую на истину. Почва для этого оказалась благодатной. В 1836 году до отмены крепостного права оставалась еще целая четверть века. Царь был полновластным хозяином своих подданных. Это хорошо понимали в обществе. В связи с этим представляет интерес легенда, героем которой являлся, правда, другой император — Александр I. Но сути это не меняет, тем более что по характеру Николай I больше подходил к этой истории. Однажды, во время прогулки Александра I по царскосельскому парку, к нему подбежала собака директора Лицея Егора Антоновича Энгельгардта, гулявшего тут же. Собака спокойно подошла к императору и начала лизать ему руку. К ним подбежал побелевший от ужаса Энгельгардт. «Чего вы так испугались, Егор Антонович?» — спокойно спросил император. «Но ведь она может укусить», — пролепетал Энгельгардт. «Вас же она не кусает», — попытался успокоить его Александр. «Да, но ведь я ее хозяин». — «А я ваш хозяин, — сказал император, — и собака это понимает».

Крепостническая Россия во главе с главным помещиком — царем, поигрывая в просвещенность и демократию в великосветских дворцах и особняках знати, цепко держалась средневековых правил в отношениях с низшими подданными. Одним из таких атавизмов оставалось пресловутое право первой ночи, довольно широко распространенное в дворянско-помещичьей практике того времени. Не брезговали этим и высшие сановники. Феодальная мораль позволяла чуть ли не бравировать этим. Мнение помещиков в этой связи мало чем отличалось от мнения дворян. Рассказывают, что во время встречи Александра I с дворянами и купцами, состоявшейся в 1812 году в Москве, один помещик в пылу патриотического порыва воскликнул: «Кладем свои гаремы на алтарь отечества, государь. Бери всех, и Наташку, и Машку, и Парашку!»

Пушкин все это воспринимал мучительно и болезненно. В его дневнике несколько раз упоминается фамилия флигель-адъютанта, ротмистра лейб-гвардии Кирасирского полка, хорошего знакомого Пушкина Сергея Дмитриевича Безобразова, едва не сошедшего с ума от ревности. В аристократических салонах открыто сплетничали о том, что перед его свадьбой с фрейлиной Екатериной Хилковой Николай I воспользовался правом первой ночи.

В злосчастном пасквиле, полученном Пушкиным, значился «великий магистр ордена рогоносцев». Весь Петербург знал, что такого звания был удостоен Д. Л. Нарышкин, чья жена в свое время считалась чуть ли не официальной любовницей Александра I. А Пушкин в пасквиле назван заместителем Нарышкина. Столь грубым и откровенным способом намекалось на связь Николая I и Натальи Николаевны. В это верили. Ужас трагедии в том и состоял, что верили даже лучшие друзья Пушкина. П. В. Нащокин рассказывал о том, что царь «как офицеришка ухаживал за его (Пушкина) женой. По утрам проезжал несколько раз мимо ее окон». И каждый раз, когда оказывался против ее комнат, поднимал лошадь на дыбы, утверждают некоторые «очевидцы». М. А. Корф записывает в дневнике, что Наталья Николаевна Пушкина «принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда посещением». Сама Наталья Николаевна в письме к Афанасию Николаевичу Гончарову пишет, что не может спокойно гулять в Царскосельском парке. «Я узнала от одной из фрейлин, что их величество желали узнать час, в который я гуляю, чтобы меня встретить».

Ей вторит распространенная в свое время легенда, что именно в Царскосельском парке царь обещал Пушкину жалованье и предложил ему написать «Историю Петра» и что к этому его будто бы побудила заинтересованность юной красавицей. Царские милости, рожденные благодаря особому отношению императора к Наталье Николаевне, коснутся впоследствии и второго мужа несчастной женщины, через много лет после гибели Пушкина. В 1844 году генерал Ланской, за которого вышла замуж Наталья Николаевна, станет командиром Кавалергардского полка, и молва припишет это не его личным заслугам, а некой царской благодарности его жене Наталье Николаевне.

Попытки гальванизировать историю взаимоотношений Натальи Николаевны с императором предпринимались и после смерти героев этой русской драмы. Все они имели целью опорочить образ Натальи Николаевны, взвалив на нее всю вину за происшедшее, тем самым упростив до уровня мелодрамы глубочайшую суть трагедии. Кому-то постоянно хотелось, чтобы все герои этой драматической истории из государственных и общественных деятелей вдруг превратились в частных лиц, в той же степени достойных жалости и сочувствия, что и Пушкин.