Пушкинский вальс

    Однако на работе сложилось так, что свободных минут не оказалось. Завершался ноябрь, уже носились в воздухе предновогодние настроения, а с ними и поднимающийся ажиотаж перед наступающей зачетной сессией…Народу в библиотеке было очень много. Лилии Николаевне все рабочее время пришлось хлопотать возле читательской стойки бок о бок со своими молодыми сотрудницами, которые вертелись, как две белочки в колесе. А читатели все шли и шли…

    Только ближе к восьми часам вечера, когда людской поток наконец-то почти иссяк, Лилия Николаевна смогла выкроить время и уединиться в своем кабинете, где она извлекла из сумочки столь желанное письмо и уселась поудобнее в своем рабочем кресле, чтобы прочитать его.

    Слегка вздрагивающими пальцами она взяла канцелярские ножницы, отрезала самый краешек маленького конверта и с трепетной улыбкой на лице извлекла обычный листок офисной бумаги, сложенный вдвое…

     « Милостивая государыня Лилия Николаевна! – писал Владислав Георгиевич.

 Она улыбнулась: ее корреспондент решил обратиться к ней в манере 19 века, зная ее страстное увлечение пушкинской эпохой. Явно хотел сделать ей приятное… -  Мы не договаривались с Вами о переписке, но наша последняя встреча на железнодорожной станции уже несколько месяцев не выходит у меня из головы. Так многое хотелось Вам сказать, а у меня это, к сожалению, не получилось во время нашего расставания. Простите – растерялся как мальчишка. И только уже дома, вернувшись к своим повседневным делам, я почувствовал, как мне не хватает Вас! И с тех пор ни одного дня не проходит, чтобы я не вспоминал Ваши прекрасные глаза, Вашу неповторимую улыбку, Ваш чудесный голос, всегда так волнующий мой слух! Воспоминания о нашей с Вами единственной прогулке по главной улице нашего милого города до сих пор каждый день согревают мне душу…»

    Письмо фактически представляло собой объяснение в любви, хотя ни разу не было упомянуто это слово. Владислав Георгиевич объяснялся очень страстно и с большим тактом. Он не навязывал своего чувства, не пытался выяснить, как относится к нему обожаемая им женщина, не делал каких-либо намеков на тему – как она проводит свободное время… Он просто рассказывал ей, как он любит и боготворит ее. Лилия Николаевна уж и не помнила, когда вообще получала от кого-либо подобного рода письма.

   Послание завершалось трогательным сетованием:

   « Адреса Вашего не знаю, поэтому пишу до востребования. Понимаю, что глупо, и что мое письмо, вероятнее всего, вернется ко мне обратно, но просто молчать совершенно не могу! А там кто знает – а вдруг Вы заглянете на главный почтамт, да и спросите – нет ли Вам письма! Понимаю – вероятность ничтожно мала, и все же… Стоит ноябрь, а я мечтаю о весне…Ведь будущей весной я снова выкрою хотя бы несколько дней, чтобы приехать в свой город детства, навестить родные могилы и, конечно же, непременно посетить Вашу прекрасную библиотеку, где меня ждет настоящий праздник – ведь я вновь увижу Вас! Смею надеяться, что Вы не будете против…

    Целую Ваши изумительные руки, несравненная Лилия Николаевна! Остаюсь в робком и  трепетном предвкушении нашей весенней встречи, Ваш Владислав Георгиевич.»

   В дверь тихонько постучали.

   - Да?..- с невольной улыбкой отозвалась госпожа Гончарова.

 В кабинет заглянула Вера.

   - Восемь часов, Лилия Николаевна, - чуть виновато напомнила она. – Мы с Ксюшкой…