Пусковой Объект

Застенчивый и скромный, Александр Ильич был смущен такой пышной встречей. Он вышел из самолета вместе со своим заместителем, Виктором Орловым. И сразу попал в объятия высшего руководства. Встречали первые лица комбината, Дмитрий Сергеевич Юрченко и главный инженер Иван Петрович Лазарев[3] (оба из Томска-7); хозяева пускового объекта: Тимофеев, Померанцев, Василенко. Встреча была такой радушной и трогательной, что Лейпунский по-стариковски прослезился самую малость…

На Лейпунского завод произвел хорошее впечатление. Он посмотрел не только свой родной пусковой объект БН-350. Он пожелал убедиться воочию, что и ТЭЦ, и испарительные установки технически готовы к приему перегретого, высокоатмосферного пара, который начнет поступать с реактора после его пуска. По мнению Лейпунского, можно было объявлять готовность № 1. И начинать надо с приемки, очистки и заполнения системы охлаждения жидким теплоносителем. Бочки с натрием начали уже поступать на завод… К вечеру Александр Ильич утомился, сердце шевелилось со сбоями. Но от запланированной встречи с инженерами БН-350 он не только не отказался, но и сам настойчиво напомнил о ней. Ему хотелось поблагодарить их как единомышленников и соучастников большого дела. Он почти не останавливался на технических деталях и тонкостях проекта. Выразил абсолютную уверенность в том, что успешный пуск реактора полностью подтвердит правильность выбранных проектных решений.

— Я благодарю вас всех за вашу работу. Желаю вам крепкого здоровья, успехов во всех начинаниях. Спасибо вам большое! Желаю удачи.

Игорь сидел почти рядом, и видел, как дрожат и бьются жилки на его лбу. Его поразила простота и скромность Лейпунского; домашняя, бытовая приближенность к людям. После официальной встречи все окружили Лейпунского и желали одного: здоровья!

В эти дни в Шевченко стояла нестерпимая жара. И ночью столбик не опускался ниже 35 градусов. Из пустыни просачивался в город раскаленный воздух. Он расплавленными ручьями растекался по улицам, заполнял объем распахнутых настежь квартир. Обмотанные мокрыми полотенцами или простынями, жители спасались от изматывающей жары. Люди были почти сварены в этом мареве, не досыпали, не доедали. Под глазами у всех темнели круги. Но жители привыкали: один раз за лето такая неделька-другая в порядке вещей, примета местного климата. И днем, и особенно ночью на берегу моря, вдоль всей песчаной полосы за четвертым микрорайоном, сидели и лежали тысячи людей. Они беседовали, периодически обмывались в теплой воде, которая давала только минутное облегченье, пили из термосов зеленый чай. Ночью жизнь здесь была веселее, жгли костры, закусывали, спали урывками. Александр Ильич мучился. Он не представлял, где и как спрятаться от вездесущей жары. Вечером Орлов повел его поужинать в кафе „Карагез”. Это было единственное место в городе, где в зале были установлены новые для города приборы: кондиционеры воздуха. Кроме того, под потолком плавно поскрипывали два вентилятора с широкими сломанными лопатками. А когда воздух двигается около лица и проникает за мокрый ворот — жить становится легче. Кафе было небольшое, уютное, вычурно изукрашенное цветными витражами. Готовили здесь кусок мяса получше, чем в других общественных местах. Неофициально это кафе называлось „армянским”. Не только потому что директор, повар и музыкант Роберт Манукян, сидящий за вечерним расстроенным пианино, были чистокровными армянами. По вечерам здесь собирались представители небольшой армянской диаспоры: таксисты, торговцы мороженым и чебуреками, ремесленники и люди неизвестной им самим профессии. Просто армяне. Захаживал сюда и всеми уважаемый человек с могучими плечами, бывший борец вольного стиля, а ныне почетный заместитель начальника административно-хозяйственной части Энергозавода, добродушный Анатолий Багратович Егоянц. Сегодня он от порога поднял руки вверх и шумно приветствовал всех сразу:

— Барев! Баревтез! Вон цэк? Ему дружно отвечали от столиков: — Сахыниз, лявэнк.

— Шат лявэнк.

— Как настроение? — спрашивал Анатолий. — Кэпт вонца?

— Сахыниз, Багратыч, лява.

Атмосфера в маленьком зале становилась все шумней. Александр Ильич выбрал место между вентилятором и кондиционером. Сразу достал из кармана носовой платок для промокания пота и только потом, усевшись поудобнее, произнес:

— Как здесь хорошо!

В воздухе висела цветастая армянская речь, переплетенная с легким русским матом. От одного стола к другому летели бутылки советского шампанского. Обратно шли в ход бутылки хорошего коньяка и плитки шоколада. Традиция! Белые начинают и выигрывают! В кафе зашли поужинать случайные посетители, две привлекательные светловолосые девицы, загорелые, стройные, в коротких сарафанчиках. Роберт Манукян, сидевший спиной к залу, повернулся немедленно, когда услышал многоголосный вздох: „Пай, пай, пай-э!” Прекратил играть длинную мелодию собственного сочинения. Потому что зачем искусственная музыка, если наяву живая?