Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

- Как? Неужели Элиас Ленрот... "Калевала". Он казался мне таким же древним, как песни самой "Калевалы".

- Жив, весел, бодр. Собирает песни, записывает сказки, пишет свои стихи. Вы ж знаете, я вырос в Финляндии. Финский язык мне почти такой же родной, как русский. Я смотрел сейчас на этот закат и вдруг ясно увидел клубы дыма над финскими лесами. Клубы дыма - черные, в золоте... Запах... Я даже почувствовал запах смолы и озерных трав... Ленрот говорил, что герои древнескандинавского мифа живут в ином времени, поэтому мне все это и вспомнилось.

Может быть, потому, что я по призванию географ, меня в мифах особенно волнует география. Там свои представления о пространстве. Прямо из Мирового океана Одиссей заплывает на корабле в страну холодных туманов, где в Ахеронт впадают Коцит и Пирифлегетон. Рядом оказываются и Олимп, и подземное царство теней Аид, и пещера Медузы Горгоны. И мне захотелось вдруг вырваться на миг из нашего пространства. Найти вход, возле которого можно произнести магическое "сезам", войти в сады, где небо держит великан Атлант, на лугах пасутся греческие белые кони, в реках нежатся нимфы. Услышать сладостное пение сирен. Потом ступить на корабль Одиссея, проплыть между скалами с пещерами Сциллы и Харибды, увидеть сражение Гектора с Ахиллесом. Сквозь дыру в пирамиде пробраться в царство Белого Быка, с финской скалы провалиться в древний Асгард. Там, в центре, растет гигантский ясень - Игдразил, простирающий ветви над миром.

И как бы в довершение только что сказанного, пока ожидали поезда, в ноги Елисееву бросились двое, в которых он узнал проводников Гизеха. Они, очевидно, поджидали путешественников. Бедняги упали на колени и пытались поцеловать сапоги доктора, слезно его о чем-то моля. Оказалось, адхалиб оставил в гробнице "страшного духа". Они все время слышат его голос и боятся, что дух может покарать их.

- Ладно, - разобравшись наконец, чего от него хотят, без тени улыбки пообещал Елисеев, - так и быть, через два дня я заберу его.

В вагоне Гранов не выдержал и спросил:

- Всемогущий маг из Асгарда и прорицатель с берегов Коцита, смилуйся и объясни неверному гяуру, что ты изрекал "церберам" адской бездны? - перешел на "ты" Гранов.

- Я обещал забрать мой дух с собой в Питер, - усмехнулся Елисеев.

Гранов опешил.

- Или вы полагаете, что я в самом деле по крайней мере библейский пророк Елисей?

- Не совсем понимаю, каков смысл вашего обещания.

- Я думаю, что им что-то там показалось со страху или после того, как я ударил одного по руке. Обойдется без нас. Впрочем, ты можешь в свой следующий деловой приезд проверить, не звучит ли там чего в загробном пространстве, - ответил Елисеев на "ты", и они оба рассмеялись.

Доктор вынул записную книжку, припомнил арабскую пословицу: "Финик любит, чтобы его голова была в огне, а ноги в воде". Болела голова, утомленная за день. Он закрыл глаза. Ему представилась Александрия, утопавшая в финиковых рощах, расцвеченных белыми, розовыми и оранжевыми олеандрами. Он записал пословицу на полях своих заметок, но она все равно вертелась в мозгу: "Финик любит, чтобы голова... в огне..." Где во мне эта граница хлада и жара? Наговорил Гранову мальчишеских глупостей. Такие мысли приходили мне в голову в детстве. Срам..."

Он рассердился на себя за всю эту "мистику", за "детство" и в заметку о сегодняшнем дне вписал лишь размышления о презрении тиранов к людям. Ему вдруг припомнилась картина, которая открывалась с вершины пирамиды Хеопса. Он быстро набросал ее: на востоке сорока сороками мечетей пестрел Каир, серебрились сады Шурбы; на западе золотым огнем горели пески Ливии и Сахары; на юге синей лентой извивался старый Нил; на севере серебрились, пересекаясь и разливаясь, бесчисленные каналы дельты, окаймленные пальмовыми рощами.

За окном стояла ночь. Вдали показались упирающиеся в звездное небо минареты Каира. Колеса поезда прогрохотали по железнодорожному мосту. В памяти Елисеева возник кричащий, пестрый дневной город.

Елисеев записывал в дневник впечатления прошедших дней: