Пусть будет земля (Повесть о путешественнике)

Паломники ожидали арабскую лодку, чтобы на ней добраться в Суэц за день, потому что путешествие через пустыню отняло бы у них несколько дней. Они встретились с соотечественниками спокойно, естественно и равнодушными не остались. Чувствовалось, что это люди в своем, важном для них сосредоточенном состоянии духа. Крестьяне возвращались домой, в Россию, осознавая недавние впечатления. Они были странниками, заброшенными в чужой мир, и воспринимали арабов, их быт, их обычаи так же, как воспринимали невиданные ими ранее пальмы, пустыни, верблюдов.

- Европейцы - актеры, - сказал Елисеев. - Во Франции подражают французам, в Англии играют в истых англичан. А эти остаются везде такими, какие они есть, - русскими.

Гранов погрустнел:

- Они не странники, и ты тоже не странник. Странник один я.

- А ты устал, Андрей. Давай завтра проведем день здесь. Накупаемся в море, надышимся свежестью ветра, упьемся вкусной водой - и все пойдет на лад. Ты только взгляни - море действительно красное. И от красных берегов, и от водорослей. - И он поднес Гранову в одной ладони кусочек мокрого берегового грунта, в другой - немножко морской воды с микроскопическими бурыми частичками...

- Александр, доктор, хаким, адхалиб. У тебя с этими мужиками много общего. И главное то, что и эти мужички, и ты - вы точно знаете, где ваш приют. В тундре ли, в горячих ли песках Палестины ты никогда не теряешь свою духовную родину. Люди поделили духовные области, как землю. Я же, пока с тобой, вроде тоже приобщен к верной тропе, но, как остаюсь один, заблуждаюсь и мечусь.

Они устроились на монастырском подворье. Лежали в темноте. В узкое окошко заглядывали звезды, да издали доносились глухие удары морского наката. Не дождавшись ответа, Гранов стал декламировать с иронией:

Что я, где я, стою,

Как путник, молнией постигнутый в пустыне,

И все передо мной затмилося...

Потом сказал:

- Не мучайся, я знаю: тебе нечем меня утешить. Д лжно каждому отыскивать свой путь.

- В детстве, мой друг, старый солдат Петр говорил: "Чтобы наступил свет, должно стать совсем темно".

- Ты считаешь, что у меня еще светлый вечерок? Хорош друг! Пойдем-ка лучше к морю.

- Пойдем. Только ты не обижайся. Просто наступил твой час уйти в самого себя. Помнишь лодку посередине Нила и наш разговор. Когда человек в поисках доходит до предела, когда все старое до конца сожжено, тогда именно и начинается новый путь. Читал, как Пьер Безухов вспоминал минуты жизни, казавшиеся ему пределом, крахом? Но именно тогда, именно там и зарождалось новое, что поднимало его, ставило на дорогу.

- Я понял. Ты, как добрый друг, желаешь мне полной темноты, полного отчаяния, чтобы потом возродиться. Ладно, постараюсь дозреть...

Вдали показались огни - мимо проплывал пароход.

Гранов быстро разделся и бросился в волны моря со словами:

- Эх! Пока Россия соберется соорудить Сибирскую железную дорогу, только оно и выручает, до сих пор остается единственной связью с Востоком. Отдадим же ему дань!

Оторвавшись наконец в наиболее удобном месте от берегов, путники три дня продвигались по долине Феран, пересекая полуостров. Царь Синайских гор Сербал - возвышался над хаосом громадных холмов. Его многоярусная вершина издревле привлекала поклонников огня земного и небесного. В храмах огню и солнцу молились и египтяне, и финикийцы. Сейчас у его подножия отдыхал шедший из Мекки караван. Арабы подтвердили слухи о надвигающейся холере. Любящие полечиться, особенно бесплатно, шли на осмотр к доктору охотно. Ему пришлось повозиться чуть ли не со всеми паломниками каравана. И эти тоже безотказно подставляли головы для измерений. Только за полночь доктор прилег отдохнуть на берегу горного ручейка и послушать сквозь дрему серебристые трели горного соловья. Застонала сова. Караульные приняли ее голос за вещий знак мифической птицы Худ-Худ.

Утром решили рано не вставать: все спутники Елисеева предпочли поспать. Он поднимался на вершину один и был рад этому. Отдыхал от стонов больных, от бесед с приятелем, от необходимости руководить передвижением. Шел налегке, сунув в карман горсть сухарей и револьвер.

У самой вершины спрыгнул на узкую площадку, нависшую над бездной, и опешил: козел впился в него косым взглядом и направил на него огромные рога. "Здесь не разминуться!" - подумал Елисеев, инстинктивно выхватил револьвер и выстрелил. Козел метнулся навстречу выстрелу. Еще один выстрел, и Елисеев упал плашмя, а козел, перелетев через него, повалился рядом, обрызгав его горячей кровью.

Человек встал и долго, с искренним сожалением смотрел на бездыханное животное, озаренное полуденным солнцем. Поднявшись на вершину, он увидел, как закружились над его невинной жертвой орлы.

С вершины были четко видны, будто на географической карте. Серебристые полосы морских вод, обрамляющие полуостров, желтые пески пустыни и хаос гор.

И опять мучительный путь среди темных, глухих ущелий, под камнями, нависающими над тропами.