Пусть это буду я

– Так-то лучше. – Он одобрительно похлопал ее по коленке. – Долгое время я не хотел вам говорить, но решил, что это неправильно, потому что я неизлечимо болен и, быть может, я умру завтра или даже сегодня.

– Как сегодня? Вы нас обещали с кем-то познакомить, – встрепенулась Люся, позабыв сделать вид, что удивлена известием о болезни.

– Ладно-ладно! – Олег Васильевич довольно поморщил нос. – Сегодня не буду, но мое время – только настоящее. Прошлое для меня призрачно и смешалось со снами, оно насквозь пропитано фантазиями, выдуманными сюжетами и людьми, я не знаю его, а потому ни в чем не уверен. Будущее, на которое я могу рассчитывать, – это лишь время приема пищи: завтрак, обед, ужин… Дожить до обеда или, скажем, продержаться до ужина. То, что я испытываю сейчас, похоже на чувства маленького ребенка, которого мама приводит в детский сад и оставляет в неизвестности. Он не может вернуться домой и не знает, придет ли за ним мама, он растерян, одинок и делает то, что ему велят, просто потому, что иного не дано. Единственное, что удерживает его от того, чтобы впасть в отчаяние, – это другие дети, беззаботные, веселые, радующиеся встрече друг с другом. Он наблюдает за их играми, видит, как они смеются, и постепенно тоже увлекается, позабыв о своих бедах.

Олег Васильевич с любопытством заглянул Люсе в глаза.

– Даже если ты не понимаешь, что я хочу сказать, одно то, что ты это слушаешь, приносит мне великую радость.

– Не совсем понимаю, – призналась Люся, – но мне интересно.

Он удовлетворенно кивнул.

– Я сказал, что пишу книгу. Но это неправда – я ничего не могу написать. Мои слова разбегаются и отказываются складываться в нечто осмысленное. И я отдаю себе отчет, что больше ничего не напишу. У меня нет ни времени, ни ресурсов, ни свежих фантазий. Но я писатель и привык жить сюжетами. Это даже не хобби, по-другому я просто не умею. И история все равно случится, пусть и ненаписанная.

Запрокинув голову, он шумно втянул воздух.

– В один прекрасный день на пороге дома одного старого человека появляются двое молодых людей, назвавшиеся его детьми. И он сам не знает, что с этим делать, потому предлагает им остаться жить у него.

– И что же дальше?

Люсе не нужно было изображать заинтересованность: когда она сказала, что ей интересно, она не кривила душой.

– Открою тебе маленький секрет: писатели сами никогда не знают, как поведут себя их герои. – Он ухмыльнулся. – Так что все будет зависеть от вас.

– Почему от нас?

– Я всегда мечтал о книге, где главными героями станут брат и сестра двойняшки. Но никак не решался за нее взяться.

– Да, я помню, вы говорили, что изучаете природу наших взаимоотношений. Интуитивные способности и возможность чувствовать друг друга… Значит, те молодые люди, которые пришли к старику, двойняшки?

– Верно.

– И чего же они хотят?

– Думаю, что как и все. – Выражение его лица сделалось отстраненным. – Они хотят быть.

– Быть какими?

– Они хотят просто быть.

– В смысле жить?

– Нет. В смысле не только осознать себя, но и принять.

– Как это?

– Ты когда-нибудь совершала дурные поступки?

– Конечно. Все их совершают.

– И какой же твой самый плохой поступок? – Гончар пытливо наклонился к ней.

Долго вспоминать не пришлось.

– Кража экзаменационных заданий у старенькой физички. Точнее, не совсем кража. Она дала мне ключи от класса и попросила сходить за сумкой, которую забыла. Снова подниматься на пятый этаж ей было тяжело. Ну и я, увидев на столе задания с ответами, сфотографировала их и скинула в общую беседу. У физички потом были из-за этого неприятности, и она догадалась, что это сделала я.

– А если бы не догадалась? Ты бы чувствовала себя виноватой?

– Я чувствовала это уже тогда, когда фотографировала задания. Я понимала, что делаю.

– Видишь, как хорошо. Именно это и значит – осознать себя. Тебе хватило силы духа и ума, чтобы назвать вещи своими именами. А теперь объясни, отчего тебя это беспокоит?

– Оттого, что я это сделала. Это же очевидно.

– Вовсе нет. Девять человек из десяти поступили бы точно так же. В твоем поступке нет ничего выходящего за рамки нормы. Любой здравомыслящий человек, естественным образом реагирующий на раздражители, сделал бы то же самое.

– Самое неприятное даже не то, что я сделала, а что обманула ее доверие. Понимаете? Очень добрая женщина, а я предала ее.

– Пффф, – насмешливо фыркнул Гончар. – Но именно она, взрослая мудрая женщина, поставила тебя в эту ситуацию. Разве здесь есть твоя вина? Это все равно что запустить голодную обезьяну в комнату, где на столе лежит банан, и предполагать, что она его не тронет.

– Но мы же не обезьяны, – возмущенно вспыхнула Люся. – У нас есть разум и совесть.

– Ты решила воспользоваться предоставившейся тебе возможностью лишь потому, что у тебя есть разум. Без него невозможно ни строить прогнозы, ни мыслить рационально. И только потому, что у тебя есть совесть, ты способна оценивать и осознавать себя. Осталось всего ничего – принять.

– Вы имеете в виду найти оправдание?