Пусть это вас не беспокоит

Кларенс осознает, что совсем забыл о смерти отца. Ему сообщили об этом уже поздно ночью, он успел заснуть. Он приехал в морг, несколько минут постоял над металлическим столом, на котором лежало тело. Потом быстро ушел. Больше он не видел тела отца.

Заснуть он больше не смог, думал, сам уже не помнит, о чем. Заплакать он тоже так и не смог.

А утром к нему пришел дядя, торопливый, озабоченный, говорил о делах, они поехали в банк. Может, надо было что-то сделать, попрощаться с отцом как следует...

Впрочем, дядя и так выполнил все формальности, опознал тело по всем правилам, позаботился о похоронах ...

Эти мысли ему не нравится, он спешит их отогнать.

-- Я в порядке, Кора, -- отрывисто говорит он и резко поднимается на ноги. -- Какое утро, какое утро. А ведь еще нет и одиннадцати.

В самом деле, еще столько необходимо успеть. В полдень совещание, потом надо изучить отчеты о состоянии рынка...

В его движениях теперь снова сквозят озабоченность, торопливость -- и бесконечное довольство собой.

-- У меня всего где-то полчаса, ничуть не больше, -- говорит он. Его взгляд прикован к часам, он рассматривает их с таким вниманием, будто впервые в своей жизни видит нечто подобное. -- Мы должны с тобой поспешить.

-- Я могу заказать обед сюда, -- неуверенно говорит она, чувствуя, что говорит совсем не то, что нужно.

Да и что сейчас нужно говорить?

-- Не беспокойся, Кора, -- он смеется, и это снисходительный смех. Этот смех коробит ее, а может быть, виной тому его слова. -- Мы плотно позавтракали, пока обсуждали с дядей положение дел в банке. У банкира нет времени на роскошные рестораны.

Он счастлив ощущать себя банкиром.

-- Иди сюда.

Она делает несколько шагов к нему, ее руки опущены. Она уже не может ничего произнести.

-- Я вырвался совсем ненадолго, -- сообщает он ей.

Его ладони ложатся на бока девушки, медленно проводят по ним. Потом одним резким движением он сбрасывает с себя пиджак и небрежно бросает его на диван.

-- Мне еще надо будет заехать домой переодеться, -- вспоминает он. -- Я же не могу присутствовать на совещании без галстука. Но мы успеем.

Он привлекает ее к себе, целует в губы. Она отвечает автоматически, делая это по привычке.

Она ощущает себя человеком, который шел встречать Рождество. Маленькие снежинки играли в морозном воздухе, и настроение было радостным, праздничным. А ее встретили на пороге и вручили засохшие об?едки в промасленной картонной коробке из-под торта. Потом пожелали всего хорошего и захлопнули дверь.

И снежинки больше не играют.

Он начинает расстегивать ее блузку, его губы касаются ее шеи, потом плеча. Он хочет ее, ему нужен быстрый секс, чтобы снять напряжение этого наполненного событиями утра. А потом он побежит.

Ее голова откидывается назад привычным движением. Он пришел к ней только для секса. Ее руки обнимают его. Это уже было, -- было много раз. Секс ради секса, ради небольших денег, что он заплатит. Жизнь проститутки. Жизнь, которая, как ей казалось, осталась далеко позади.

Он возбужден, его дыхание стало неровным и тяжелым. Ее блузка расстегнута наполовину, и он видит ее маленькие острые груди, плотно затянутые в черную паутинку лифчика. Это возбуждает его, член, скованный плотным корсетом брюк, начинает подниматься. Его ладони ложатся на розовую плоть девушки и ласкают ее.

Но можно ли это назвать лаской. Он активен, его движения быстры и уверены, но в них нет ни нежности, ни тепла. Тогда, раньше, не раз и не два ей приходилось брать на себя все, она вела его, медленно и искусно распаляя в мужчине страсть, доводя сначала до исступления, а затем до оргазма. Порой ей приходилось почти насиловать своего инертного и растерянного любовника.

Но даже тогда, когда он не был способен почти ни на что, когда даже не пытался доминировать, когда его участие в любовной игре сводилось лишь к финальной агонии между ее плотно сжатых бедер, -- даже в те моменты он был более ласков с нею.

Он касается ее губ и продолжает целовать их, пока быстрыми, нервными движениями расстегивает пуговицы на своей рубашке. Эти движения хорошо знакомы Коре -- движения торопящегося мужика, который хочет урвать свою крупицу постыдного удовольствия и вернуться -- к своей работе, своей семье, к своей жизни, частью которой она, Кора, не является и никогда не будет.

Она почти не двигается, он все делает за нее.

Смятая рубашка отправляется на пол.

-- Я хочу тебя, Кора, -- отрывисто произносит он.

Налившийся член мешает ему, он расстегивает молнию на брюках, чтобы освободить его. Вновь касается ее тела.

А ведь раньше он говорил: "Я люблю тебя".

Ей хочется плакать.

Он слегка отстраняется от нее, чтобы снять майку. На мгновение ей кажется, что сейчас она упадет, ее тело немного покачивается. Он этого не замечает.

Ей хочется послать его к черту.

Теперь он обнажен до пояса. Черная полоска часов все еще продолжает охватывать его запястье. Раньше она всегда снимала часы перед тем, как они занимались любовью. Это начинало превращаться в их маленький ритуал. Он забыл об этом.