Пусть это вас не беспокоит

На этом здании нет таблички, которая могла бы помочь праздному пешеходу, вздумай он полюбопытствовать о предназначении этого небоскреба, — одного из сотен таких же, разбросанных на все стороны света вокруг по деловому центру Л. А. Стекло, бетон, стиль хай-тех, деловые люди с черными обтекаемыми кейсами и деловые женщины с толстыми и тонкими черными же папками — женщины всех возрастов, с аккуратно уложенными волосами всех цветов и оттенков, и все, как одна, напрочь лишенные сексуальности.

Это деловой центр мегаполиса, здесь каждый занимается бизнесом, и никому нет дела до других.

Единственная надпись крупными буквами гласит «Здание Альфреда Джей Ховитцера», и это никому ни о чем не говорит.

Никому, кроме немногих.

Большие неуклюжие лопасти тяжелого вентилятора лениво разгоняли под потолком влажный тугой воздух. Я следил за их движением и размышлял, почему Джеффри Теннисон не поставит себе кондиционер.

Я сидел в большом удобном кресле на пятьдесят восьмом этаже здания Ховитцера, и за окном мне приветливо улыбались соседние небоскребы. Размеры комнаты в несколько раз превосходили необходимые.

Это был один из тех кабинетов, какие можно найти в каждом большом небоскребе. Их набирается не более нескольких десятков на всю эту огромную блестящую коробку. Они бывают обставлены по-разному — консервативно или современно, с толстыми коврами или паркетным полом, большими шкафами мореного дерева, от нижней до верхней полок заставленных книгами в дорогих переплетах — или с открытыми стеклянно-металлическими стеллажами, в которых, как на витрине, красуются мексиканские безделушки.

Но есть в этих кабинетах нечто особенное, нечто, что их объединяет, делает теми, что они есть — сердцем сияющего небоскреба, сердцем делового центра огромного мегаполиса. И в этом отношении здание Альфреда Джей Ховитцера также ничем не отличалось от десятков своих соседей, гордо вздымающих плоские крыши в небо над Лос-Анджелесом.

Возможно, такие кабинеты отличает атмосфера власти. Напряженной, сосредоточенной деятельности, когда миллионы людей, аппаратов и долларов день за днем, минута за минутой исполняют величественную симфонию, которой дирижируют из этого кабинета.

А возможно, дело в ином. Скорее, они созданы даже не для работы с восьми утра до шести вечера — хотя единственное, о чем могут думать люди, занимающие их, это работа. Такие кабинеты предназначены для того, чтобы провести в нем всю свою жизнь — жизнь без остатка. И кресла в них служат, чтобы на них сидеть, а не для напоминания посетителям о необходимости поскорее встать и заняться чем-нибудь полезным.

Вершина вершины — вот что располагается на пятьдесят восьмом этаже здания Альфреда Джей Ховитцера. А еще там ужасно жарко, потому что Джеффри Теннисон не признает кондиционеров.

— Как поживает ваш отец, Майкл, — Теннисон широко и приветливо улыбнулся, энергично протягивая мне руку.

Я встал без особой прыти и пожал ее.

За долгие годы дипломатической работы на самых верхних облаках политического мироздания Джеффри Теннисон научился делать свою улыбку искренней вне зависимости от того, к кому и по какому поводу он обращался.

— Недавно он спрашивал о вас, — ответил я, вновь опускаясь в кресло.

Я лгал, и Теннисон понимал это.

Заданный мне вопрос должен был быть расценен следующим образом. Если бы не положение, которое занимают в обществе ваш отец и Джейсон Картер, этого разговора бы никогда не было. Поэтому я буду вам очень признателен, если ничто из сказанного в пределах этого кабинета не пересечет его порог… Благодарю вас.

Дипломаты умеют ценить время, когда им это выгодно.

Я подумал, что секрет неизменной искренности моего собеседника состоит в умении построить фразу.

Франсуаз не стала подниматься, и Теннисон несколькими шагами пересек комнату, слегка склонился над ней и тоже подал руку. Все же она не стала вставать.

Где-то вдалеке застрекотал факс. Вертолет дорожной полиции завис над перекрестком в нескольких кварталах от небоскреба.

— Я не хочу отнимать у вас время, Джефф, — напомнил я.

— Конечно, — Теннисон обернулся, заложил руки в карманы и посмотрел на меня исподлобья.

— Вы хотите знать все положение в Юго-Восточном бассейне или же вас интересует только это государство?

— Только оно, — ответила Франсуаз.

Теннисон хмыкнул, подошел к своему столу и взгромоздился на его край. Вентилятор под потолком заработал слегка быстрее.

— Поганая история была с этой страной, Майкл, — задумчиво произнес Теннисон, ни к кому конкретно не обращаясь. — Френки. Единственное, что утешает в этой связи Капитолий — так это то, что газетчики не удосужились раскрутить по этому поводу скандал вроде вьетнамского. Это было бы неприятно. К счастью, тогда все были заняты войной в Панаме.

— Кто предложил ввести войска в эту страну? — спросил я.

Теннисон вновь набычился, что-то обдумывая.

— Несколько сенаторов, Майкл. Если вас заинтересуют подробности, можете поднять в библиотеке Конгресса материалы о запросе Эммерсона-Фарго. Впрочем, вы не найдете там ничего интересного…