Пусть каждый исполнит свой долг

Дав солдатам отдохнуть, Шереметев направил во все стороны по Лифляндии летучие отряды — собирать контрибуцию, жечь города, разрушать укрепления. Он не собирался закрепляться в Лифляндии и хотел оставить шведам разоренный край.

Но за десять дней до сражения при Гуммельсгофе под польским городом Клишовом сошлись тридцатитысячная прекрасно обученная и вооруженная саксонская армия, подкрепленная польскими ополчениями, и значительно меньшая армия Карла XII. В коротком бою Карл разгромил и разогнал саксонцев и поляков. Он захватил не только всю артиллерию Августа, но и его воинскую казну и даже его столовое серебро.

Август с небольшой охраной ускакал с поля битвы в одном камзоле.

Вся Польша оказалась в руках Карла. Немецкие князья и австрийский император, у границ которых стояла теперь шведская армия, были в большом страхе.

Карл XII казался непобедимым.

2. «Сзади смерть! Только вперед!»

В сентябре 1702 года Петр пошел к крепости Нотебург.

Крепость эту построили еще в XIV веке новгородцы для защиты своих владений на Ладоге от шведов. Многократно Орешек, как он тогда назывался, выдерживал осады. Но в 1611 году шведский полководец Делагарди захватил его.

С тех пор Орешек под именем Нотебурга стал шведской крепостью.

Нотебург защищало 450 солдат при 142 орудиях.

Петр стянул к Нотебургу больше 15 000 человек и сильную артиллерию. Лошадей было мало, и солдаты тащили пушки сами.

Началась правильная осада с устройством траншей и мощных осадных батарей.

Прозрачным сентябрьским утром Петр вместе с бомбардир-поручиком Александром Меншиковым смотрел с берега Невы на Нотебург. Крепость стояла на острове.

Серые невские волны казались светлее от бледно-голубого осеннего неба. Из-за леса поднялось солнце, и река засверкала, слепя глаза.

Темные могучие стены Нотебурга были теперь окружены серебряным сиянием воды.

Слабо плескались у низкого, поросшего осокой берега маленькие волны, и металлические звуки доносились иногда из русского лагеря. Там заряжали пушки.

— Ишь красота какая! — усмехнулся в усы Меншиков. — Как в бабкиной сказке. Ничего, скоро мортиры ударят, красоты поубавится.

— Без лодок нам до шведа не добраться, — сказал Петр. — А лодки с Ладоги вести водой мимо их пушек немыслимо. Сколько потопят!

Царь махнул рукой офицеру. Тот понял и быстро развернул перед Петром карту.

— Смотри, — сказал Петр Меншикову. — Вот тут просеку прорубим и лодки волоком вытащим…

— Тяжко! — засомневался Меншиков.

— Тяжко?! — зло обернулся к нему Петр.

Меншиков умолк.

В тот же день между Ладожским озером и Невой начали прорубать трехверстовую просеку. А когда прорубили, солдаты, скинув мундиры, обдирая ладони о жесткие веревки, поволокли тяжелые лодки посуху.

Петр тоже впрягся в одну из первых лодок. Перекинув веревку через худое плечо, он шел, как бурлак, наклонившись вперед и опустив голову. Но при этом он искоса рассматривал лица ближайших солдат… Труд был тяжелый — не всякая лошадь потянет. И солдаты смотрели сурово, иногда угрюмо, но ни на одном лице не видел он отчаяния и озлобления.

Странное дело, как отличались лица солдат от лиц мужиков, которых по его приказу сгоняли строить крепости, города, укрепления. Мужики чужую им, непонятную работу делали, проклятую, ненавистную работу. А солдаты — хоть и тяжкую, но свою, необходимую. Солдаты ему верили и готовы были терпеть с ним все лишения.

За 24 часа в Неву переволокли около 50 лодок. И сразу же начали обстреливать крепость. Десять дней не переставая били пушки и мортиры. Прав был Меншиков: красоты поубавилось. Орудийный дым и дым от пожаров в Нотебурге застилал берега реки, заслонял солнце. Нева снова стала свинцовой. В стене образовался большой пролом.

Штурм начался 11 октября.

Рано утром артиллерийский огонь прекратился, и лодки с добровольцами из разных полков ринулись к острову. Солдаты гребли бешено, стараясь поскорее добраться до песчаной полосы у крепостных стен. Гремели шведские орудия. Поплыли по воде обломки лодок и темные кровяные пятна… Но передовые отряды уже достигли острова и ринулись в пролом.

Впереди добровольцев гвардейского Семеновского полка бежал к стенам подполковник князь Михаил Голицын. Высокий, худой, он бросил в ножны свою офицерскую шпагу и схватил ружье убитого солдата. В смертельном рукопашном бою, который ждал семеновцев, со шпагой многого не сделать…

Шведы успели построить за проломами баррикады из камней, бревен, земли. В лица атакующим ударил залп. С Голицына пулей сорвало шляпу. С баррикады навстречу семеновцам большими прыжками ринулись шведские пехотинцы, выставив вперед сверкающие в пороховом дыму багинеты.

Голицын увернулся от штыкового удара. Напавшего на него шведа сбил прикладом семеновский унтер-офицер. Второго шведа Голицын встретил ружейным выпадом — резко звякнули столкнувшиеся багинеты. Швед оказался слабее, штык подполковника вонзился ему в плечо. Но из-за баррикады катилась новая волна контратакующих. Яростно отбиваясь, семеновцы начали отступать. В тесноте пролома негде было размахнуться для удара штыком. Били противника стволами ружей, старались оттеснить его, отбросить.