Пусть льет

— Ничего, ничего. — Рамлал, довольный, что выжал извинение, вытащил из брюк ключ и отпер ящик стола. Оттуда он вынул большую картонную коробку, помеченную: «Консул. Двадцать банок по пятьдесят. Смесь высококачественных выдержанных табаков, выращенных в Виргинии». — Я бы не советовал считать здесь, — сказал он. — Но вот они. — Он открыл коробку, и Даер увидел стопки тонкой белой бумаги. Затем Рамлал быстро закрыл крышку, как будто даже таким быстрым доступом воздуха можно было испортить ее нежное содержимое. Оберегающе возложив тонкую смуглую руку на коробку, он продолжал: — Их, конечно, сосчитал мой отец в Гибралтаре, и я пересчитал еще раз вчера вечером. Следовательно, могу вас заверить, что в коробке одна тысяча восемьсот пятифунтовых банкнот. Если желаете пересчитать сейчас, все в порядке. Но… — Он выразительно махнул в сторону уличной суеты, происходившей всего в нескольких шагах от них, и улыбнулся. — Нипочем не знаешь, понимаете.

— Ох, черт. Это не важно. — Даер пытался выглядеть дружелюбно. — Поверю вам на слово. Если какая-то ошибка, мы, наверное, знаем, где вас найти.

Второй, по виду слегка обидевшись, когда услышал последнюю фразу, отвернулся и вытащил большой лист сияющей сине-белой оберточной бумаги со словами «Галереи Лафайетт», напечатанной на ней через равные интервалы. С профессиональной сноровкой он сделал симпатичную упаковку и перевязал куском безупречной белой бечевки.

— Вот, прошу, — сказал он, отходя на шаг и слегка кланяясь. — И когда будете писать мистеру Эшкому-Дэнверзу, пожалуйста, не забудьте передать ему привет от моего отца и мое почтение.

Даер поблагодарил его и вышел на улицу, крепко держа сверток. Полдела, во всяком случае, сделано, подумал он. Когда он съест что-нибудь, «Креди Фонсье» откроется. Он прошагал по Соко-де-Фуэре к итальянскому ресторану, где ел накануне вечером. Связки больших замызганных белых купюр совсем не походили на деньги; цвет у денег — зеленый, и настоящие банковские билеты малы и удобны. Для него не было новым ощущение держать в руках крупную сумму банкнот, которые ему не принадлежали, так что мысль об ответственности не вызывала у него недолжной нервозности. В ресторане он положил сверток на пол у своей ноги и за едой время от времени поглядывал на него. Не когда-нибудь, а сегодня, думал он, ему хотелось бы стать свободным, взять напрокат небольшой автомобиль со складным верхом, быть может, и выехать на природу с Хадижей, а еще лучше — прыгнуть на поезд и просто ехать в Африку, до конца линии. (А оттуда? Африка — большая, она сама что-нибудь предложит.) Он даже удовольствовался бы еще одним паломничеством на пляж и на сей раз вошел бы в воду и немного размялся. Вместо этого лучшая часть дня будет занята визитами в «Креди Фонсье» и отель «Атлантиду», а Уилкокс найдет к чему придраться и наорет на него, как только узнает, что деньги благополучно в банке. Он решил сказать ему, что проходил мимо лавки Рамлала и видел, что она закрыта, три раза, а не два.

В несколько минут третьего он встал, взял сверток и расплатился по счету с коренастой patronne,[93] стоявшей за стойкой бара у двери. Выйдя на ослепительный солнечный свет, немного пожалел себя в такой день за взятые обязательства. Когда он дошел до «Креди Фонсье», двери его были открыты, и он вступил в затрапезный сумрак его публичного зала. За железной решеткой окошек виднелись счетоводы, сидевшие на высоких табуретах за своими хаотичными столами. Он двинулся вверх по щербатой мраморной лестнице; его позвал обратно марокканец в форме.

— Мистер Бензекри, — сказал он.

Марокканец пропустил его, но посмотрел вслед с подозрением.

Темно-желтые стены маленького кабинета были обезображены ржавыми пятнами, что чудовищно расползлись от потолка до пола. Мистер Бензекри сидел в громадном черном кресле и выглядел еще печальнее, чем при их встрече в кафе «Эспанья». Он очень медленно кивал, разворачивая коробку, словно говоря: «Ах да. Опять считать эти грязные бумажки и заниматься ими». Но, увидев тщательно перевязанные пачки внутри, он резко взглянул на Даера:

— Пятифунтовые? Мы не можем их принять.

— Что? — Громкость собственного голоса удивила Даера. — Не можете принять? — Он увидел, как пускается в нескончаемую череду походов между раздражительным Уилкоксом и улыбчивым Рамлалом.

Тем не менее мистер Бензекри был очень спокоен.

— Пятифунтовые купюры, как вам известно, здесь вне закона. — Даер собирался его перебить, возмущенно апеллируя к собственному незнанию, но мистер Бензекри, уже оборачивая коробку сине-белой бумагой, продолжил: — Шокрон вам это обменяет. Даст вам песеты, и мы купим их за фунты. Мистер Эшком-Дэнверз, конечно, желает фунтов на своих счетах. На обмене он потеряет в два раза больше, но уж простите. Эти купюры в Танжере нелегальны.

Даер по-прежнему не понимал.

— Но отчего вы решили, что этот человек… — замялся он.

— Шокрон?

— …С чего вы взяли, что он станет покупать нелегальные платежные средства?

Слабая краткая усмешка тронула меланхоличные губы мистера Бензекри.