Как только светило упало за горизонт и отряд легионеров снова выдвинулся в путь, преследователь объявился. Казалось бы, темная и проворная тень словно материализовалась из ночной тьмы и с уверенностью почуявшего след пса устремилась за отрядом. На этот раз тварь двигалась чрезвычайно быстро и практически бесшумно. Гиза даже не успела предупредить своих, монстр вихрем пронесся мимо ее засады и устроил бойню.
Гиза добежала до места расправы, когда странное черное существо уже порубило всех солдат и тащило на себе галла и центуриона. Флавия не было.
Тут арабеска немного сбилась. Она не хотела рассказывать, что в порыве несвойственных себе эмоций рванулась на место битвы искать командира. Утаила она и то, что искала непозволительно долго, перевернула все трупы, облазила окрестные деревья и даже добралась почти до течения Кванзы, надеясь, что Флавий сбежал. Не нашла.
На след монстра удалось выйти намного позже, когда тварь с двумя телами и (о, чудо!) уверенно шагающим рядом Флавием побиралась к предгорью. Тут Гизу словно подменили. Она бросила все снаряжение, кроме оружия, и горной ланью рванулась на вершину холма. Однако наверху ее встретила лишь странная геометрическая фигура, как будто бы выплавленная в каменистом грунте: неправильный многоугольник, вписанный в окружность. Самый острый из лучей многоугольника указывал на Луэну, и Гиза посчитала это неплохим указующим знаком.
Остальное было проще простого. Выследить, где черные держат пленников, удалось буквально за день, хотя пришлось отдать дикарям и контуженного галла, и буквально изрезанного на куски центуриона. Но это все ерунда. Главное, что она с командиром. Оболтусом, не сумевшим вовремя свалить с ценнейшими сведениями. Героем фронта освобождения Африки от шаманских племен. Талантливым полководцем, таким умелым, что допустил раздробление и практически полную гибель неслабого отряда. А еще он…
Флавию нечего было сказать в свое оправдание, а слушать дальнейшие обвинения не хотелось. Поэтому просто подошел к девушке, выбил у нее из рук мелькнувшее лезвие и привлек арабеску к себе.
Вслед за жалобно звякнувшим кинжалом рухнул на землю и невозмутимый хашшишин-убийца, оставив стоять свое вместилище: хрупкую фигуру, затянутую в темную одежду. От наводящей на восточные римские провинции легенды смерти осталась просто женщина.
Глава 10. Миллиарды лет боли
Летняя ночь проносится быстро. Когда ее делишь с кем-то — и вовсе пролетает как метеор, оставляя за собой еле видимую и быстро исчезающую дымку чужого тепла и страсти. И уж особенно молниеносна летняя ночь, разделенная с желанным человеком, когда эмоции и чувства прорываются из застойного пруда военной рутины, разбивая плотину стрессов дальних походов и усталости, смывая кровь — свою с доспехов и чужую с рук.
- Забавно, - шепнула девушка. - Месяц назад я бы прирезала любого, кто…
- Тс-с-с-с!
Флавий прикрыл губы девушки тыльной стороной ладони, и Гиза немедленно приняла игру, укусив римлянина за палец. Но тот не поддержал порыв. Флавий внимательно всматривался в травяной потолок там, где внутрь проникла арабеска.
- Или у меня развивается мнительность, или там кто-то был, - заметил воин и поднялся. — Думаю, самое время сделать отсюда ноги. Поддержишь?
- Ммм… я за, но тело противится, - улыбнулась еле заметная фигура на импровизированном из остатков одежды ложе.
- Тело мы уговорим. Как только представится возможность, - пообещал Флавий и нагнулся к своей одежде. — В самом деле, нам пора. Нужно до рассвета найти галла и центуриона.
Воительница поняла, что на сегодня любовные игры кончились и мгновенно переключилась на игры военные.
- Уверена, что с толстяком все в порядке. Но судя по ранам Кельвина…
- Да, я знаю. Герекс рассказал, - оборвал девушку Флавий. Не хотелось лишний раз думать, что ветеран, возможно, уже мертв.
- Тем не менее, хотя бы узнаем, что с ними. Без этого я никуда не уйду, - добавил Флавий уже совсем твердо, и Гиза поняла, что передней именно тот Флавий, который и что-то переключил в ее душе.
В этом он был похож на хашшишинов Востока. Похож — да не тот. Хашшишины — пешки диктатора, а у того никаких целей кроме как продержаться у власти еще сколько-то лет. Да, в глазах пешек горел такой свет нерушимой веры, который и не снился никому из европейцев. Да, их презирали десятки, толпы восхваляли и тысячи боялись. Но только тот, кто провел на Горе тринадцать из тогда еще неполных двадцати лет жизни, кровью своей и врагов завоевав право на звание даи; тот, кого в течение полутора лет жестоко унижали и заставляли играть роль гурий в мистификациях Старца; тот, с помощью кого госпиталиеры смогли захватить неприступную крепость ибн Саббаха — тот человек понимал, что только способность к самопожертвованию ради высших целей выделяет настоящего рыцаря от цепных псов какого-либо режима.
Вот и Флавий — именно рыцарь. А вовсе не кто-то из лидеров ордена госпиталиеров, покоривших всю бесконечность ближневосточных земель и «подаривших» организации хашшишинов нового лидера и новое имя.