Пусть меня осудят. Книга вторая

У него было чувство, что его швырнули в холодную воду, под лед и заставили плыть со связанными руками, он, бл**ь, нахлебался и идет ко дну. Притом идет ко дну не сейчас, а уже давно. А сейчас страховку подрезали, и он прекрасно понимает, что барахтаться бесполезно, все равно утянет, на ногах уже свинцовые гири в виде Оксаны и детей, драгоценные гири, которые не скинуть и скидывать не хочется, лучше сдохнуть. Не будь этих гирь, взял бы ствол и всех порешил. Виноватых, не виноватых. На том свете разберутся кого, куда и за что и никакого правосудия. Только высшая мера.

А так на шее гребаная удавка, он ее тянет за середину, пытаясь вздохнуть, а она, сука, захлестывает все туже. Сплошная ложь, как болото.

Сто раз смотрел на входящие от Оксаны и не знал, что ответить. Как ей объяснить, что они, мать его, по уши в дерьме. Точнее он и притом давно. Откладывал разговор, трусливо, с жалкой надеждой, что проблема рассосется.

Серый вбил последний гвоздь в крышку его гроба намертво, когда сообщил, что Оксана вышла из самолета и взяла такси. Приехала, а он, идиот, мог бы и предвидеть, что она так поступит, но его парализовало после того, как увидел трупы отца и матери, мозг атрофировался наглухо. Внутри росло непонятное чувство вины, словно это он сам спустил курок.

Твою ж мать! Руслан несколько раз врезал по рулю, так что пальцы свело и суставы захрустели. Ну куда ее принесло? В самое пекло. Его самого перемалывает, как в жерновах, а теперь и ее начнет ломать. Вопрос времени когда?

Приказал Серому снять ей квартиру и резко выдохнул, когда пальцы стиснули смартфон, погладили дисплей после ее смски. Дрожат руки. Суки. Предательски, как у пацана. Дрожат потому что страшно. Потому что терять не хочется, до боли, до тошноты не хочется. Уже потерял. Детские игры окончились, империя Царева рухнула ему на голову, как проклятая египетская пирамида, вместе с мумиями и крысами. Придавило костями и золотом. Это не тачки угонять и не стволом на рынке размахивать. Это взвалить на себя все дело отца и попытаться сделать вид, что у него не рвутся связки и пупок не развязывается, а заодно внимательно смотреть по сторонам, потому что кто-то обязательно захочет отыметь неоперенного Царева-младшего во все отверстия, стоит только прогнуться под тяжестью груза.

Втянул носом воздух и скривился, сплевывая в окно. Сотовый снова зазвонил и Бешеный ответил, сунув в рот сигарету:

- Да!

- Знаю, что тебе сейчас не до этого, Руслан, но нам нужно все обсудить. Дела не требуют отлагательств. Люди уходят, а проблемы остаются и кому-то их нужно решать.

Усмехнулся криво, зло и затянулся сигаретой. Люди уходят. Да, бл**дь, родные люди! Его, Руса, семья! И не уходят, а их отстреливают, как скот, безнаказанно отстреливают и продолжают жить и дышать после этого. А Руслану кажется, что он поджаривается на углях собственного бессилия и ничтожности.

- Решим, Дмитрий Олегович, - стараясь держать себя в руках… в тех самых руках, которые ходуном ходят от желания пристрелить падлу на том конце линии.

- Кредиторы телефоны обрывают.

- Вызовите техника - починят.

- Что?

- Ничего. Говорю, что порешаем проблемы, отца с матерью дайте похоронить и порешаем, может на кладбище папочки разложите?

- Ты не кипятись, Рус. Я добра тебе желаю. Поди не чужие.

«Да с такими близкими, чужие сиамскими близнецами покажутся».

- Встретимся на кладбище. Надеюсь ты со своей любовницей разберешься, и она не устроит нам неприятности?

Руслан стиснул смартфон с такой силой, что еще секунда и по дисплею расползется паутина трещин. Мать его, держит Руса за яйца и прекрасно об этом знает.

- Вас это не касается. Не лезьте не в свое дело.

- Касается! Еще как касается. Там журналистов будет, как собак не резаных и все они жаждут сенсаций, я не хотел бы огорчать…

- Все! Хватит! Займитесь кредиторами и бумагами. После похорон я буду занят, а завтра поговорим.

- Надо бы сегодня.

- У меня, блядь, траур.  Подождете!

Отключил звонок и сжал переносицу двумя пальцами.

«Что ж ты, папа, так меня подставил!? И ничего…не сказал?!»

Не успел…Видимо, не успел. Кому-то очень надо было закрыть Царю рот, до того, как тот смог бы поговорить с сыном.

3 глава