Пусть меня осудят...[СИ]

Джип резко сорвался с места, я орала, я колотила руками по стелу, прижимаясь к нему лицом. Но мы мчались на немыслимой скорости. Начался дождь, ливень. Он хлестал в окна джипа, а я кричала и кричала. Мой голос срывался, я оглохла от собственного крика, но меня никто не слышал и вдруг раздался оглушительный взрыв. Столп пламени взметнулся в воздух вместе с обломками рельс, кусками железа, стелами и падающими с грохотом разорванными на клочки вагонами. Я смотрела на огонь и уже только шевелила губами:

- Вернись…вернись обратно, пожалуйста…Вернись обратно.

Я повернулась к Сергею, и сама не знаю, как это сделала - я выдернула пистолет из кобуры на его поясе и наставила дуло прямо ему в лицо:

- Вернись туда.

Серый посмотрел на меня. Челюсти сжаты, лицо серое, перекошенное, глаза налились кровью:

- Нет.

- Вернись, твою мать, не то я разнесу твою тупую башку и вернусь сама!

Я хрипела, голос сорвался окончательно.

- Нам не зачем туда возвращаться, - глухо сказал он и сильнее надавил на газ. Я выронила пистолет и почувствовала, как у меня разрывается голова, в ней нарастал рев, цунами. Я попыталась выбить стекло и в этот момент Сергей вдруг резко надавил на тормоза. Джип остановился прямо посередине дороги. Серый вдруг резко прижал меня к груди.

- От него ничего не осталось, поверь, там не на что смотреть…

Я вздрагивала, пыталась его оттолкнуть, но он сжимал меня очень сильно, до боли.

- Там не на что смотреть…от него ничего не осталось – повторял он, как заведенный и я чувствовала, как он дрожит, вместе со мной.

Я отрицательно качала головой, мне было нечем дышать, я пыталась вздохнуть и не могла. Серый разжал руки, он смотрел на меня, по его щекам текли слезы, а я сквозь него, я уже ничего больше не видела, я словно ослепла.

"От него ничего не осталось…ничего не осталось…ничего не осталось"

Это от меня больше ничего не осталось, ни кусочка…меня больше нет.

Я сгорела в этом пламени, вместе с Русланом.

20 ГЛАВА.

Спустя четыре месяца…

Я сидела на больничной кровати и раскачивалась из стороны в сторону. У меня не осталось слез. У меня больше ничего не осталось. Он забрал меня с собой. Там, отпуская меня навсегда и зная, что он больше никогда ко мне не вернется. Я не сходила с ума, я не билась в истерике, я просто умерла вместе с ним. Так бывает, когда ты вроде и живешь, но на самом деле тебя больше нет. Мою душу подтачивала тоска. Это дикое чувство безысходности и слово НИКОГДА. Оказывается, нет ничего ужасней и страшней. Даже слово смерть не настолько сводит с ума, оно материализуется в образы в воспоминания, а вот "НИКОГДА" смотрит на тебя пустыми глазницами, трогает ледяными щупальцами отчаянья и оплетает паутиной безысходности. Оно убивает своей обреченностью. Прошло четыре месяца, а мне все хуже, боль не притупляется, не отпускает, а становится въедливой, хронической. Я даже начала к ней привыкать, я просыпалась с ней, я с ней засыпала. Точнее я проваливалась в сон. Воспоминания терзали и рвали мне душу в клочья.

Я никогда не увижу его глаза, я никогда не услышу его голос и я никогда больше не почувствую его запах. Он ушел. Он всегда уходил, но возвращался, ко мне, потому что любил меня. Пусть по-своему, но любил, и я знала об этом. Меня никогда и никто не будет любить, так как он. Да, я буду жить дальше, я буду растить Ванечку, я буду работать, я даже, может быть когда-нибудь, буду улыбаться, но я уже НИКОГДА не буду счастливой, потому что мое счастье ушло вместе с ним. Назовите это депрессией, безумием, постстрессовым синдромом, назовите, как хотите.

Вначале я отчаянно хотела увидеть его, как это пишут в мистических книгах, я надеялась, что он придет ко мне, и я буду ощущать его рядом, но нет везде так пусто, так одиноко. Я никогда не забуду звук взрыва, который разорвал его на куски. Господи, почему я даже не успела поцеловать его? Почему он ушел вот так, не оставив мне возможности закрыть его глаза, попрощаться? Почему я все еще не верю, что его нет, и каждый раз вздрагиваю, когда звонит мой телефон? Каждый раз жду, что он войдет в мою квартиру или будет ждать меня в машине, под окнами, со своей вечной жевательной резинкой, растрепанный и такой молодой? Очень молодой, таким он останется для меня навсегда! Я ни разу не сказала ему, как сильно люблю его. Ни разу. А теперь уже поздно и я говорю с ним сейчас, иногда про себя, иногда шепотом в темноту и неважно день сейчас или ночь – для меня всегда темно, там, у меня в душе, мрак, черная дыра бездонная, наполненная болью. Моей личной, понятной только мне одной, всеми осуждаемой, презираемой, извращенной болью. Я, молча кричу, я грызу подушку по ночам и вою как подстреленное животное, захлебываясь слезами : "Я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя!"