В следующем сквозило тоской и болью. Заканчивалось оно приказом: «Немедленно вернись!»
«Я с ума сойду! Ори, сегодня ночью ты снилась мне. На тебе было нежно синее одеяние. Совершенно прозрачное. Я сорвал его с тебя. Целовал. Целовал шею, плечи…»
— Ого! — зачитался письмом Шака, склонившись через моё плечо.
— Эй! Это глубоко личное!
— И очень интересное! — собирался узнать о фантазиях короля в подробностях он.
Крайне увлекательное письмо довелось спрятать, сунув его за воротник, чтобы оболтус не достал. Я порылась в других бумагах, изъяла ещё пару и рассмеялась. Признания в любви чередовались с провокациями. Последние два письма отличались лаконичностью.
«Ориана, если ты не приедешь сегодня — я вышлю за тобой войско и Кроху! Они перевернут всё к верху дном, найдут тебя и приволокут! Ты же знаешь, своего друга — его ничто не остановит!»
«Дура!!!» — это я во втором прочитала. Одно слово на большом листе.
— Домой, домой, домой! — приплясывал рядом Шака, пиная мешок с вещами, и меня за одно. Схватил меня, оторвал от земли, покружил.
— Эй! — возник в дверях недовольный король. — Прежде чем обнимать её, следовало одеться!
— Ой! — опомнился Шака, лишь сейчас сообразив, почему его обдувает сквозняками со всех сторон. Отпустил меня, покопался в мешке, достал свои вещи, оделся.
— Я готов. Поехали! — выдал он.
— Да, — кивнула ему. — Только ты кое-что забыл!
— Что? — спохватился оборотень.
— Канония упакуй! — напомнила о механике. Шака откопал верёвку в мешке и пошёл за изобретателем.
Мы покинули монастырь в обед. Мастера вздохнули с облегчением. Особенно сэр Иориус Контис. Верон не знал печалиться ему или радоваться. Лишь Ивон определился — он грустил, оттого и провожать не пожелал. Рыцарь выглянул в окно, ограничился сухим кивком на прощание. Тайрелл улыбался. Я соскучилась по его улыбке и выражению зелёных глаз.
— Кстати, ваше величество! — припомнилось кое-что неотложное, что следовало срочно обсудить.
— Да? — повернулся он.
— Сам дурак!
Тай рассмеялся.
— Вы подходите друг другу, — констатировал Шака, и запел весёлую песенку. Каноний не в такт подвывал — оборотень его связал и тащил за собой, вроде груза.
Весна в Сулане — красивейшее время года. Природа расцветает, люди становятся добрее. Тепло исходит не только от солнца, но и от жителей восстанавливающегося города. Стоя в прохладной воде фонтана я могла думать только о тепле, потому что мои ноги мёрзли! А венчальная речь настоятельницы храма Великой Матери сильно затянулась. Самое смешное, что сама Великая стояла неподалёку, рядом с бабушкой, Веем и своим супругом. Она слушала бред, которым нас пичкали и подмигивала мне. Тайреллу жаловаться на холод не полагалось — правитель переносил подобные тяготы молча.
Я посмотрела на него: в светлом наряде, с венком на голове, улыбка до ушей, глаза блестят — в общем, влюбилась повторно. Порадовалась, что сей господин в расшитом камзоле на зависть дамам, теперь весь мой, причём официально. Мигом согрелась.
Мы омыли друг другу ноги, произнесли слова обрядовой песни, выпили из поднесённого бабушкой кубка. И тут, в финале церемонии, Таю поднесли маленькую золотую корону — женский вариант. Подняв её над моей головой, он произнёс:
— Ориана, наследница Селены Прекрасной и нашего уважаемого брата по крови и престолу Добрана Златоусого, отныне ты разделишь со мной ложе и трон, как законная супруга, как равная мне, как моя королева.
Я услышала, как Вей подавился. Только хотел подать голос, мол, не было Златоусого в моей родословной — и бабушка ткнула его локтем в живот. Ветренник отвлёкся. А Тай надел на меня корону поверх венка и обратился к толпе:
— Любите, почитайте, уважайте свою королеву, так как любите, почитаете и уважаете меня…
«И бойтесь! Бойтесь так, как никого не боялись, ибо злая и вредная у вас королева» — от себя добавила пару слов я. Правда, мысленно. Во всяком случае богам, ведающим думами людей, понравилось. Все четверо подавили смешки.
Тай окончил речь. Толпа ликовала и провожала нас во дворец. Под ноги летели цветы, на голову сыпались крупа, лепестки и, какой-то болван запустил рогаликом. Подозреваю, — как символом сладкой семейной жизни. Подозреваю, — этот болван — Фая!
Празднования и шумиха для нас с Таем закончились поздней ночью. Впрочем в городе веселье продолжалось. Гудели таверны, постоялые дворы. Нас, по крайней мере, оставили одних — для исполнения супружеского долга. Мы пользовались уединением ради тишины и отдыха: лежали на постели, обнявшись и разговаривали.
— А с чего ты взял, что моим дедом был Добран Златоусый? — решила всё-таки выяснить я у своего законного супруга.
— Разве нет? Или колдун его опередил? — изумился Тай.
— Нет. А для тебя так важна моя родословная? — собиралась рассердиться я.
— Просто все считали, что…
Он сразу замолчал, когда увидел моё лицо.
— Та-дам! — объявился из ниоткуда Вей посреди нашей спальни. — А вот и я!
Тай опешил. Вытаращился на бога, собрался звать стражу.
— Ори, ты ничего не хочешь мне сказать? — намекнул на неверность он.