– Ладно, ладно. Завтра утром перед работой заеду к тебе. Давай, до завтра.
Назавтра заехал в восемь утра, забрал ключи – и на работу. И как знал, ушел с работы пораньше. Просто чувствовал, хотя и не мог объяснить возникшую вдруг тревогу.
Уже подъезжая, Максим понял: что-то не так. Дом не светился приветливо огнями, как обычно, а стоял темный и безмолвный. Может, Алена спит? В последнее время она стала много спать. Но нет. Ее действительно нигде не было. На звонки она тоже не отвечала. Хорошо, в конце концов Максим сообразил набрать отца. И тот сообщил: «Поздравляю! Час назад у тебя родилась дочка».
Жаль, конечно, что так вышло с «сюрпризом». Точнее, не вышло. Но, рассудил Максим, уж лучше он раскроет карты раньше времени, видеть страдание в любимых глазах было выше всяких сил. Зато какое, оказывается, чудо наблюдать, как это самое страдание постепенно тает, сменяется недоверием, надеждой и… счастьем.
Сокрушался потом в шутку:
– Хотел сделать тебе сюрприз, но куда уж мне до тебя. Такой сюрприз, – он бережно прижимал дочку к груди, – не переплюнуть.
Очень хотелось поцеловать лобик, крохотный носик, губки, которые малышка забавно складывала трубочкой, но боялся: вирусы там всякие, микробы… Вдруг опасно?
– Ты прости, пожалуйста, – винилась Алена, – что подозревала тебя. Думала про тебя плохо…
– Да ладно. Вот за это чудо, – Максим улыбался, вглядываясь в личико дочки, – я тебя заранее прощу вообще за все, что бы ты там еще ни напридумывала.
Потом перевел взгляд на жену:
– Нет, правда, спасибо! Назовем ее Машей.
– Почему Машей? – нахмурилась Алена. – Это в честь кого-то? В честь кого?
Максим посмотрел на жену и рассмеялся.
– Что, понравилось ревновать? Или просто по инерции? Ладно, отдаю почетное право выбора имени тебе.
– Почему? – смутилась Алена.
– Потому что люблю тебя и не хочу, чтобы всякую фигню думала.
Выписали их на пятый день. Встречали у роддома с помпой: цветы, шары, шампанское, лимузин – это уж отец расстарался по привычке. И, конечно, не удержался – покрасовался вовсю. Пригласил фотографа и оператора, чтобы запечатлеть такой момент. Растерянную Алену и слегка ошалевшего от радости Максима тыркал туда-сюда, ставил здесь, там, на крыльце, у машины, чтобы фотографии получились многообразные. Говорил громкие речи, пил шампанское по-гусарски из горла.
Максим впервые не чувствовал от всей этой показушности раздражения. Единственное – просил не шуметь, чтобы не разбудили кроху, которая сладко спала в его руках. При этом снисходительно становился, куда попросят, принимал эффектные позы и улыбался. Наверное, потому, что, несмотря на все это представление, отец и правда радовался искренне. Или потому, что сам Максим был счастлив, даже очень, так, что его прямо распирало так, что хотелось делиться этим счастьем со всеми вокруг. С теми, кто разделял их радость от души, и с теми, кто поглядывал с чуть снисходительной улыбкой. Ничего они не понимают! Он и сам раньше не понимал, что вот такое уютное счастье – это самое дорогое, что может быть. Это целый мир, ради которого стоит жить.