Пусть поднимется ветер (ЛП)

Серый пол и стены моей крошечной камеры голые, за исключение глубоких царапин, где бывший заключенный, должно быть, цеплялся за камни.

— Здесь определенно не так хорошо, как в твоей предыдущей камере, — говорит мне Райден. — Но вид гораздо лучше.

Он делает шаг в сторону, и внутри меня все рушится.

— Гас? — шепчу я, щурясь сквозь тусклый свет, надеясь, что съежившаяся фигура на полу противоположной камеры не ответит.

В течение секунды он не двигается. Потом медленно поднимает голову, осматривая комнату, пока его страдальческие глаза не находят мои.

Я с трудом сдерживаю рыдания.

Его лицо в таких синяках и распухло, что я едва узнаю его. Но почему-то он все равно пытается улыбаться.

— Очевидно, вам двоим есть что наверстать, — говорит нам Райден, и самодовольство в его голосе заставляет меня жалеть, что я не могу расцарапать его кожу.

Я жду, пока шаги стихнут, потом быстро придвигаюсь к решеткам. Влажный холод заставляет мои мышцы болеть, но я отказываюсь думать о боли. Не тогда, когда Гас похож…

— Все так плохо? — спрашивает Гас, изучая мое лицо. — Думаю, это конец моих дней в качестве Самого Симпатичного Опекуна.

Я заставляю себя улыбнуться, пытаясь быть храброй для него. Но, когда он садится, мои глаза наполняются слезами.

Толстые глубокие раны, почти с мой кулак, превратили его широкую грудь практически в сплошное мясо без кожи. Некоторые из разрезов покрыты струпьями, а другие все еще сочатся красным… но темное пятно на его левом плече заставляет меня чувствовать себя так, будто меня стошнит прямо сейчас.

Дыра.

Совершенно симметричная и почти с мой палец.

Проевшая плоть и кость.

У Астона было точно двадцать девять таких же. За каждый день, что он сопротивлялся силе боли, пока Райден не нашел другой способ, чтобы сломать его.

— Гас, мне так…

— Не надо! — перебивает он, отбрасывая жесткие светлые волосы с глаз. — Пожалуйста, не извиняйся… это не имеет к тебе никакого отношения.

— Как ты можешь так говорить?

— Потому что мы на войне. Солдат берут в плен и пытают. Это просто, как дважды два.

Но это не так.

Моя мать сдала нас Райдену, как животных на убой.

Причина по которой Гас был со мной — он пытался защитить меня, уберечь язык Западных — язык, который знала только я, потому что нарушила клятву и связала себя с Вейном.

Все возвращается.

Мои ошибки.

Моя вина.

Гас вздрагивает, когда тянется, чтобы оторвать полосу ткани от края штанов. Я пытаюсь не замечать, что его спина выглядит такой же, как его грудь.

— Если тебе нужно больше бинтов, я могу оторвать часть своего платья, — предлагаю я.

Гас смеется:

— У тебя едва хватает ткани, чтобы самой прикрыться. Уверен, что Вейн прибьет меня.

— Мне плевать на Вейна.

Я не имела в виду слова такими, как они прозвучали… или я не думаю, что сделала. Но они, кажется, отзываются эхом от стен.

— Это правда? — шепчет Гас. — Я слышал, Райден упоминал что-то о том, что ты разорвала связь.

Я сосредотачиваюсь на растирании рук, позволяя трению согреть мои пальцы.

— Тебе правда на него плевать? — напирает Гас.

— Я… я не знаю. То, что я чувствую головой и сердцем, не совпадает. Я еще все помню. Но не могу почувствовать этого. Я просто… пустая.

Гас кивает, поскольку он завязывает полосу ткани на самой широкой глубокой ране на руке:

— Думаю, так лучше. Возможно, сломанная связь помешает Вейну пытаться спасти тебя.

— Думаешь, он действительно пойдет за нами? — Я удивляюсь, что эта мысль не пришла в мою голову.

— Это же Вейн. Он — мастер глупо рисковать. Кроме того… ради тебя он пойдет на что угодно. Или пошел бы, прежде чем…

— Ну, — говорю я, голос дрожит больше, чем я ожидаю. — Надеюсь, он на это не пойдет.

— Ты правда это имеешь в виду?

— Должна. — Для Вейна было бы безопаснее отпустить меня.

— Ничего себе, — выдыхает Гас. — А я думал, что это тяжело.

— Как ты можешь сравнивать? — Я указываю на его сочащиеся раны.

— Ммм, меня тут немного побили. Ты же разорвала свою сущность на пополам и бросила парня, которого любила. Даже не пытайтесь притвориться, что это было не больно.

Было.

Но холодная пустота, которая последовала за этим, была хуже.

— Тебя не просто побили, Гас, — напоминаю я ему. — У тебя дыра в плече.

— Да, ну… всего лишь небольшая дырочка. — Он пытается улыбнуться, когда касается пальцами краев раны. Но я могу расслышать боль в его голосе.

— У меня есть бинты, — говорю я, желая, чтобы это предложение не звучало таким пафосным. — Часть испачкана, но мама Вейна использовала больше бинтов, чем мне было нужно. На них даже может быть немного мази.

— Не стоит. Это рана никогда не заживет.

Он прижимает ладонь над отверстием и намек страха появляется у него в глазах.

— Как Райден делает это? — шепчу я.

— Ты не захочешь знать.

Я не хочу.

Но должна это увидеть.

Понимание накрывает меня, и я не могу сказать падаю ли я или сползаю. Все, что я знаю, это то, что я так или иначе прижимаюсь к стене моей миниатюрной камеры, хватая ртом воздух.

— Что случилось? — спрашивает Гас.

Я пытаюсь расслабиться… фокусируюсь на медленных, глубоких вдохах. Но даже когда сердцебиение успокаивается, паника никуда не отступает.