Пусть проигравший плачет

Он тяжелыми шагами поднялся по лестнице, ведущей в контору, сопровождаемый Изабеллой, толкнул дверь… и окаменел. За столом, который занимал Корню после смерти Гюстава, за столом, который был перенесен покойным предпринимателем с улицы Берже, так как он считал его своим талисманом, сидела, меряя его холодным взглядом, Леонтина. В кабинете бухгалтера лицом к нему сидел еще и Фернан Локар, торжественный и мрачный, как судья. В самом удаленном от двери углу комнаты, скрестив ноги, покачивался на стуле Гедеон Шабернак, протирая свои очки.

Деф оглянулся, словно пытаясь отступить назад, но стоявшая позади него Изабелла уже закрывала дверь. На лицо Селестина Дефа медленно вернулся его естественный цвет.

— Вы… вам была нужна моя помощь, дорогая? — спросил он не очень уверенным голосом.

Леонтина положила на стол свои прекрасные руки, украшенные только обручальным кольцом и кольцом с крупным бриллиантом, блеск которого говорил, что оно стоит полудюжины других колец.

— Да, это так, Селестин, — сказала вдова Гюстава Пеллера сухим голосом, не повышая тона. — Мне нужны сведения, которые, как мне кажется, можете дать только вы.

Он проглотил слюну, облизал пересохшие губы и поискал взглядом стул: она не предложила ему сесть.

— Я слушаю вас, — сказал он.

— Так вот, — сказала Леонтина. — Мне нужен адрес Веры Гляйзман.

Казалось, что невидимый боксер ударил его прямо в лицо. Он слегка покачнулся, инстинктивно поднял руку, словно пытаясь защититься, затем с трудом овладев собой, сказал:

— Веры… Гляйзман? Но… я не понимаю… Почему?

Несомненно, он хотел осторожно заявить, что не знает этой женщины, но у него не оказалось на это времени. Фернан Локар решительно вмещался в разговор:

— Почему? Потому что у нас есть основания полагать, что она прячет некоего Людвига Леера, одного из тех, что навестили прошлой ночью мое кафе и убили Рене. И мы также думаем, что ты знаешь адрес Веры Гляйзман, — добавил он, слегка ухмыляясь.

Торговец повернулся к Игроку.

— Но я действительно не понимаю… — сказал он, — почему эта молодая женщина имеет какое-то отношение к этому делу.

Потом с неожиданной смелостью он добавил:

— И мне не нравится, как ты задаешь мне вопросы, Игрок. Я…

— Хватит! — прервала Леонтина Пеллер. — Вы здесь не для того, чтобы изображать клоуна, Селестин, а мы — не для того, чтобы терять время. Мы получили полное признание от Виктора Корню. Смотрите, вот оно. Оно подписано и под ним стоит дата. И он готов подтвердить его лично, если в этом возникнет необходимость. Он находится у нас и крепко заперт в подвале кафе «Фламбе».

Она спокойно закурила, а Селестин Деф уставился на нее глазами загнанного зверя. Затем она встала, сделала к нему три шага и выпустила тонкую струйку голубого дыма.

— Селестин, — сказала она, тыкая пальцем в его живот, — не следует считать меня ни слабой беспомощной женщиной, ни дурой. Посмотрите на тех, кто меня окружает. У меня есть Фернан, мой компаньон и верный друг. И он больше не один. Вы это знаете лучше, чем кто-либо другой. У меня есть моя дочь и адвокат, который является также моим будущим зятем и который стоит четырех таких, как вы. Более того, я знаю о вас все.

В течение многих лет вы завидовали Гюставу. На рынке он был вашим главным конкурентом. И вам оставалось только пускать слюни от зависти. Прежде всего потому что вы отчаянно нуждались в деньгах, в больших деньгах, так как ваши милые подружки обходились вам слишком дорого, что превышало ваши возможности.

Вы многократно пытались завести общие дела с Гюставом. Но он всегда держал вас на расстоянии. «Селестин Деф, — объяснял он мне, — это лицемер и жулик». Да, Селестин. Вот ваш портрет, нарисованный человеком, который обладал авторитетом, естественным обаянием, которого вам всегда не хватало.

И единственное, что вы могли делать, это шпионить, покупая секреты у бедняги. У человека той же породы, что и вы, у Виктора Корню.

Это он, работая рядом с Гюставом, кропотливо изучал весь механизм его деятельности. И это вы его купили, когда Гюстав умер, вы увидели в этом указание свыше. Подумать только, что это значило для такого набожного человека, как вы! И вы решили примерить сапоги покойного. Но они оказались слишком велики для такого ничтожества, как вы, Селестин. Вы совершили большую ошибку, поговорив — на ушко, по секрету — с вашей любовницей Верой Гляйзман. Она, должно быть, крепко держит вас в когтях, эта пантера. Именно она сразу поняла, что ее друзья смогут извлечь из этой ситуации. Сначала это был ее маленький сводник Макс де Руйе, а затем и негодяи из Гамбурга, с которыми они оба были в сговоре.

И вы, так как у вас не было ни необходимого капитала, ни достаточного нахальства, чтобы стать главарем банды в Ранжис, и потому что у вас оказался слишком длинный язык, — вы вынуждены были согласиться.

Селестин Деф рухнул на табурет в углу комнаты. Он скорчился на нем точно так же, как некоторое время тому назад это сделал Виктор Корню в «бентли», но, похоже, он еще не сдался, как можно было бы ожидать. Он пытался возражать: