Пусть простить меня невозможно

– Ну! То ты, а это я. Надо уметь заинтересовать. Я, знаешь ли, талантливый, – подцепил кусок селедки с его тарелки, но не отправил в рот, а кинул его коту, который вертелся под ногами и жалобно мяукал, – не важно как. Важно, что теперь это мое. И мы-таки могли бы работать вместе. Хотя… я смотрю на тебя и думаю – а на хрен мне нужен ты? Твою сестру я трахаю, денег у меня до хера, линия моя. Можно с Воронами, например, состыковаться.

При упоминании Воронов лицо Зарецкого покрылось пятнами. Я встал из-за стола, но Зарецкий стукнул кулаком, и кружки подпрыгнули на месте. .

– Подожди! Куда собрался?! Че ты такой нервный, Бешеный? Давай, не мельтеши. Садись обратно. Ну погорячился я. Повыпендривался. Ты, знаешь, тоже вывести умеешь. А мы теперь родственники. Давай обдумаем совместный бизнес, так уж и быть.

Попался, сука, конечно, попался. Ты не мог не клюнуть. Я этот план месяцами продумывал.

– Я хочу, чтобы обе линии слились в одну и стали одной компанией, которая принадлежала бы нам с тобой вместе. Твои связи, твой товар – мои линии. Все наше. Весь мир, как на ладони. Че хотим, то и возим.

– Хитрый сукин сын. Я думал, ты захочешь проценты?

– Зачем? Я ведь тебе тоже не предлагаю проценты. Я предлагаю нашу общую долю. Ты вносишь меня в совладельцы, а я тебя. Все в шоколаде.

– Я подумаю над этим. Сукин сын… Как ты получил линию? Как?

– Так, как ты бы не смог.

– Трахнул кого-то? – и снова заржал.

***

Вышел из дома и силой дернул воротник, чтобы вдохнуть воздух полной грудью. Я блефовал. Не было у меня никакой дальневосточной линии. И мне нужно было, чтоб мне помогли блефовать дальше. Спина нужна. Прикрытие. Я сел в машину и погнал к Графу. Пора ему вливаться в процесс, один я не справлюсь.

– Мне нужна подделка. Настолько четкая, настолько юридически красиво оформленная, чтоб он не подкопался.

Андрей молча курил и смотрел на меня, раздумывая.

– Мы пару раз провернули такую фишку с Ахмедом. Попробуем провернуть и с этим боровом. Но может не прокатить. Когда нужна бумага?

– Думаю, завтра он созреет для разговора. Захочет побыстрее обтяпать дело.

– До завтра документы будут у тебя. Уверен, что он не позвонит самому владельцу, уточнить детали?

– Не уверен, но у меня нет другого выбора.

– Они враги. Не думаю, что будут общаться.

– Хорошо. Жду от тебя курьера с бумагами.

Встал из-за стола, но Андрей удержал меня.

– Оксана была здесь.

– Когда?

Неожиданно. Зачем Оксане приезжать к Воронову. Они едва общались.

– Спрашивала меня о бумагах, и насколько важно их вернуть обратно. Много всего спрашивала.

– Когда это было?

– Не помню точно, до твоей свадьбы с этой… сучкой. Я сказал ей, кому в лапы попали документы, и чем это чревато для всех нас. Она хотела знать. Я не мог промолчать. Ни хрена не могу понять – вы что-то затеяли? Оба? Или по одиночке? Я занят этим мудаком Ахмедом.

– Сказал ей?

Мне сейчас было не до чеченской братвы. Я весь на нервах, натянут, как струна, и у меня отвратительное ощущение, что я ни черта не понимаю, совершенно.

– Да, сказал. А что? Почему ты так разнервничался, или это был секрет?

Я вскочил с кресла.

– Нет. Не секрет. Черт! Твою ж мать!

***

Черт! Какого хера происходит? Чего я не знаю? Вернулся к дому Зарецкого. Сидел в машине, ждал пока выйдет Оксана. Если бы она не вышла, я бы ворвался туда и убил гребаного генерала. Но она вышла ближе к полуночи, села в такси. Набрал своего человека.

– Подхвати машину серого цвета, номер ****, на перекрестке между Свердлова и Пушкинской. И веди до победного. Глаз с Оксаны не спускай. Давай. Меня держи в курсе: куда поехала и к кому. Рядом будь постоянно. Адрес мне потом скинешь. И… это, чтоб она тебя не заметила.

Сам к ней домой. Пока ее нет, посмотрю, что я мог упустить. У меня был ключ. Когда покупал квартиру, подло оставил себе один экземпляр. Не мог не оставить. Я привык знать, где она, что с ней, быть частью ее жизни. И эта гребаная привычка осталась внутри меня.

Включил свет, прошел по квартире… ощущая, как меня всего охватывает холодом, сковывает льдом. Такое впечатление, что она здесь не жила. Постель застелена и застелена давно. Она там не спала, а если и спала, то очень давно. На полу около десяти чашек из-под кофе и ее шаль. Она любила в нее укутываться и садиться в кресло. Наклонился и поднял ее, поднес к лицу, втянул запах духов, тела, волос. Бл***дь, как же я скучаю. Как же мне без нее херово.

Ощущение будто без кожи остался, и меня передергивает от самого ничтожного прикосновения воспоминаний к истерзанной плоти.

Сел там же на полу, возле пустых чашек, закурил, облокачиваясь о стену. Что ж ты не спала по ночам, Оксана? Разве ты не получила то, чего хотела? Разве ты не ушла от мужчины, которого больше не любишь? Разве я не отпустил тебя, как ты меня просила? Или страдала по нему? Оплакивала своего мертвеца?