Пусть умирают дураки

— Черт его знает. Я себя считал таким умником. Думал уже, что вычислил его. Я почти его вычислил, и тут он меня нагрел. Вот что убивает меня. Он заставил меня потерять веру в его человеколюбие, в его трагическое человеколюбие. Никогда не позволяйте никому лишать вас веры в чье угодно человеколюбие.

Усмехнувшись, Осано мотнул головой в сторону той пары, что сидела через проход, и сказал:

— Вот их, например?

И тут я осознал, что как раз это и заставило меня рассказать ему эту историю.

Я бросил взгляд на мужчину и женщину.

— Может быть.

— Ладно. Но иногда это происходит вопреки твоему желанию. Особенно, если это богатые. А знаешь, в чем их неправда? Они считают, что они не хуже любого другого только потому, что у них куча бабок.

— А на самом деле — нет?

— Нет, — сказал Осано. — Они как горбуны.

— А что, горбуны хуже других, — спросил я.

Я чуть было не сказал «карлики».

— Да. Так же, как и люди с одним глазом, и критики, и страшные бабы и всякие подлые козлы. Чтобы быть не хуже остальных, им надо работать над этим. А те двое не работают над этим. Им никогда этого не достичь.

В его словах недоставало логики и здравого смысла, сейчас он был не на высоте. Да ладно, чего там, неделька у него была не из приятных. Не каждому такое достается, чтобы карлики поганили твои любовные дела. Я не стал продолжать тему.

Мы разделались с обедом. Осано допивал скверное шампанское после столь же скверного обеда, который, хоть летели мы и первым классом, я с удовольствием променял бы на кони-айлендский хот-дог. Опустили киноэкран, и Осано, расстегнув привязной ремень, стал подниматься по лестнице в комнату отдыха. Допив кофе, я последовал за ним.

Он сидел в кресле с высокой спинкой с длинной гаванской сигарой в зубах. Он угостил меня, и я взял одну. Постепенно у меня появлялся к ним вкус, к удовольствию Осано. На сигары он был всегда щедр, но не раздавал их направо и налево. Дав тебе сигару, он внимательно наблюдал за тобой, получаешь ли ты достаточно удовольствия, чтобы заслужить ее. Комната отдыха начала заполняться людьми. Дежурная стюардесса то и дело разносила напитки. Доставив Осано его мартини, она присела на ручку кресла, и Осано, положив руку ей на колени, взял ее за руку.

Быть таким знаменитым, как Осано, здорово еще и потому, что подобного рода вещи происходят легко. Прежде всего, ты имеешь полную уверенность в себе. Во-вторых, молодая девчонка, вместо того, чтобы думать о тебе как о грязном старике, наоборот, чувствует себя польщенной от того, что столь важная персона может считать ее настолько привлекательной. Видимо, что-то в ней такое есть, раз Осано захотелось поиметь ее. Но им всем было неведомо, что Осано всегда готов поиметь что угодно, лишь бы одетое в юбку. На самом-то деле это не так уж и плохо, потому как очень много таких, как Осано, готовы завалить в койку все, что шевелится, без разбора, в штаны оно одето, или в юбку.

Осано покорил эту молоденькую стюардессу. Потом к Осано подошла еще одна женщина, довольно привлекательная средних лет дама, с сумасшедшим, интересным лицом. Она поведала нам, что недавно оправилась от хирургической операции на сердце, и что шесть месяцев не трахалась, но вот сейчас уже готова. Женщины всегда рассказывали Осано подобные вещи. Они считали, что ему можно рассказать все, он ведь писатель и поэтому все поймет. А еще потому, что он знаменит, и они вызовут такими историями интерес к себе.

Осано достал свою коробочку с пилюлями. Коробочка имела форму сердца и в ней были белые таблетки. Он взял одну, а коробочку протянул сердечнице и стюардессе.

— Берите. Это стимулянт. Нам будет в кайф. Мы взлетим и вправду высоко. Потом, передумав, он сказал, обращаясь к сердечнице:

— Нет, вам нельзя. В вашем-то состоянии?

И я понял, что сердечница вне игры. Потому что на самом-то деле это были таблетки антибиотика, которые Осано всегда принимал перед половыми контактами, чтобы предохраниться от венерических заболеваний. И партнершу, используя эту уловку, он всегда заставлял принимать таблетку, что удваивало степень безопасности. Он забросил пилюлю в рот и запил глотком виски. Со смехом стюардесса тоже взяла одну, а Осано наблюдал за ней, весело улыбаясь. Он и мне протянул коробочку, но я отказался.

Стюардесса была и вправду хорошенькой, но одновременно иметь дело и с Осано, и с сердечницей она не хотела. Стараясь вновь привлечь к себе внимание, она мило спросила Осано:

— Вы женаты?

Теперь и она узнала, как знали все остальные, что он не только женат, но что у него было по меньшей мере пять жен. Ей было невдомек, что такие вопросы раздражают Осано, ибо он всегда чувствовал себя в подобных ситуациях немного виноватым перед всеми своими женами, даже с кем развелся. Осано улыбнулся и спокойно сказал:

— Я женат, и у меня есть возлюбленная, и у меня есть постоянная девушка. Я просто ищу даму, с которой можно было бы немного позабавиться.

Это было оскорбление. Девушка вспыхнула и, вскочив, пошла обслуживать других пассажиров.