Пусть все горит

Их где-то трое или четверо. Мужчины идут ко мне. Я поднимаю руку, и их голоса затухают за звуком квадроцикла Ленна, который несется к ним во всю прыть. Я смотрю, как они разговаривают. Один из пожарных смотрит на меня и затем пожимает руку Ленна, потом они забираются обратно в машину и уезжают.

Глава 8

Наступили пасхальные выходные, и Ленн сажает масличный рапс. Он говорит, что это самая важная культура в году.

Я помогаю Ленну с оформлением документов на ферму, субсидиями и заказами. Я лучше разбираюсь в цифрах, чем он, поэтому Ленн мне не мешает. Он ждет, что я буду мыть, убирать и готовить как обычно, но с моим беременным животом, спиной и лодыжкой, распухшей как никогда, мне нужно больше сидеть. Я работаю за компьютером, а он наблюдает за мной.

Сын Фрэнка Трассока – пожарный. Ленн никогда не говорил мне, что здесь делала пожарная машина, но в тот вечер я подслушала его разговор по телефону. Он разговаривал с Фрэнком. Ленн спрашивал о новой женщине в деревне, женщине с рыжими волосами. В это время года небо становится самым интересным. Цвета и их глубина. Вихри, облака и нереальные миры. Слои облаков, как пласты осадочных пород, накапливающиеся веками. Сегодня утром все, что находилось над землей, было розовым.

– Иди картошку ставь, – бросает мне Ленн, когда входит в комнату. Дверной косяк за его спиной цвета серых сумерек. – И штоб яйца не пережарила, желтки течь должны.

Он садится за стол, чтобы проверить записи за день, пока я достаю из морозилки замороженные картофельные дольки.

– Помнишь, ты про женщину говорил, – напоминаю ему.

Он кряхтит и пялится своими слезящимися глазами в экран.

– Ну для ребенка.

– Ты чего эт такое несешь?

– Женщина. Ты сказал…

– Не надо нам никакой женщины, я передумал. Сам все сделаю. – Он смотрит на меня. – Ставь картошку в духовку и иди сюда!

Я слушаюсь его.

– Давай кассеты!

– Какие?

Ленн отодвигается в сторону, и я сажусь за компьютер.

– Ну эти, что ты мне показывала. Короткие фильмы. Как когда я стиральную машину чинил. Где тебе говорят, что делать и всякое такое.

– «Ютуб»?

– Оно самое.

Я вбиваю в поиске «Ютуб», но из-за медленного интернета главная страница загружается несколько минут. По комнате разносится запах горячего масла.

– Когда оно из тебя полезет?

Я касаюсь своего живота.

Ленн опускает глаза на мой живот и повторяет:

– Когда полезет, спрашиваю, Джейн?

– Скоро.

– Найди мне видео, как это делать. Мать моя сама справилась, матери тыщу лет этим занимались, не сложнее, чем свиней накормить, наверное. Давай найди мне хорошее видео и яйцами займись!

– Но ты сказал, что знаешь женщину. – Он начинает злиться. – Ленн, пожалуйста, нам нужна нормальная помощь.

– Ты видео мне найди, а то ничего не поймем ведь. Давай, найди нормальное.

Я вбиваю в поиск видео с родами на дому и жду результатов.

– Вот, оно самое! – вскрикивает он.

Я выбираю одно видео и кликаю на него.

– Вот, это дело! – одобряет Ленн.

Я освобождаю стул и начинаю жарить ветчину с яйцами на плите в чугунной сковородке его матери. Горячие брызги масла попадают на мое запястье, я смотрю, как оно краснеет, и ничего не делаю.

– Кино твое не работает! – кричит он. – А, кажись, заработало!

Я не могу смотреть.

Я стою у плиты – тепло от огня согревает мой беременный живот – и смотрю, как пузырятся и дрожат яичные белки.

Из компьютера доносятся крики.

Ленн зачарован, его голова вплотную прижата к монитору, а руки вцепились в стол.

На одном из яичных белков образуется большой пузырь, и я протыкаю этот пузырь лопаточкой его матери, и он сдувается, тонет и шипит в масле. Крики меняются. Теперь кричит ребенок, а мать молчит. Мои плечи расслабляются. Ленн только что наблюдал за рождением ребенка, и, похоже, все обошлось.

– Черт возьми, – выдыхает он.

Я аккуратно переворачиваю яйца и перекладываю их со сковородки на тарелку. Три ему, два мне. Ветчина. Я достаю картошку из духовки, трясу ее и раскладываю дольки на тарелке так, как ему нравится. Затем ставлю обе тарелки на стол и наливаю нам обоим лаймовый лимонад.

– Ну вроде ничего сложного. – Он втыкает вилку в жидкий желток. – Так и знал, что нечего тут обсуждать. Сам справлюсь.

Сам справишься?

– Но если вдруг что-то пойдет не так, – начинаю я, – если будут осложнения?

Ленн жует свою ветчину с яйцами, и на его гладко выбритом подбородке блестит масляное пятно.

– Если что не так пойдет, тогда и посмотрим. Как до дела дойдет, так и поймем.

Я ем, а ребенок пинается в знак несогласия.

На днях я придумала имя ей или ему, хорошее имя, звучное. Но я забыла и не могу вспомнить.

– Ты ничегошеньки не помнишь, так ведь?

– А? В смысле?

– Ну первые наши дни, ни черта ж не помнишь, что случилось, так?

То, как меня везли сюда на заднем сиденье фургона Фрэнка Трассока. Гробовую тишину всю дорогу. То, как мне не дали и стакана воды. Как я понятия не имела, куда увезли мою сестру. То, как я впервые увидела эти бескрайние фермерские угодья. То, как впервые увидела Ленна. Как меня передали ему у запертых ворот на полпути, словно какую-то посылку.

– Помню, – отвечаю ему.

– Не помнишь. Куда я тебя повез на наш медовный месяц?