Пусть всегда будет атом

– Так, мне доложили, ты под Одессой воевал? – работорговец посмотрел на почтальона с интересом и даже, как Семену Афанасьевичу показалось, некоторой доброжелательностью. – Я ведь и сам Войну там встретил. Звание? Часть? Кого знаешь?

Потекла беседа, сперва напоминавшая допрос, а затем плавно перешедшая в почти дружеский разговор. Ахмед-Булат, а тогда еще майор морской пехоты Булат Ахмедов, в начале Войны стоял вместе со своим батальоном всего в двадцати километрах от позиций Семена Афанасьевича, и потому им было, о чем поговорить:

– Атака чем закончилась натовских танков-то? Отбились наши? – искренне поинтересовался почтальон.

Генерал отмахнулся:

– Всех наших там и укатали: сперва гаубицами счесали, потом танками. Тебе еще повезло, что в тыл успел попасть, – генерал показал шрамы на своей коротко бритой голове. – Это меня там осколками посекло, во время контратаки. Мясорубка еще та… У меня жена там была, – на этих словах почтальон дрогнул, – хирургом в полевом госпитале. Их там вместе с палатками на гусеницы намотали. За это мы никого потом из того десанта живым не выпустили, да что с того уже…

Генерал замолчал.

– У меня тоже жена… Была… – через силу начал Семен Афанасьевич.

– Тоже… – генерал указал вверх.

Почтальон покачал головой…

Полевой командир не перебивая выслушал рассказ почтальона. Когда тот закончил, Ахмед-Булат молча вытащил пачку сигарет. В неровном пламени свеч блеснул оттиснутый на картоне золотой герб. По-простому прикурив от подсвечника, генерал угостил почтальона. Сигареты были довоенными, югославскими, стоящими безумных денег и Семен Афанасьевич сделал затяжку почти с благоговением, ощущая забытый с самой Войны вкус.

Наступила долгая тишина. К потолку ползли тонкие струйки дыма. Каждый думал о своем. Наконец, резко смяв в пепельнице остатки сигареты, генерал вдруг выдал:

– Ты вот что скажи, ко мне в отряд пойдешь?

Вопрос Ахмед-Булата был совершенно внезапен для почтальона и тот беспомощно закашлялся, поперхнувшись дымом.

Ахмед-Булат, подождав пока почтальон откашляется, продолжил:

– Я ж не посмотрю, что ты однорукий: мне главное, что Войну ты прошел с честью, да и воевали за один клочок земли мы с тобой, я такое ценю.

Комната заполнилась тишиной, со всех сторон давящей на Семена Афанасьевича.

– Что молчишь? – генерал прищурился, рассматривая почтальона. – Это вообще-то честь большая. Я, на секунду, возглавляю отряд войск Блистательного барона Бухары и двадцати четырех нефтепромыслов вокруг нее Тарена Саидова. А выше его на юге людей не было и нет.

Семен Афанасьевич вздрогнул, непонимающе смотря на генерала:

– И что мне делать в отряде – рабов хватать? Мы ж на том клочке земли под Одессой за этих людей, что у тебя по клеткам сидят, дрались. Именно за них в Войну сколько крови пролили. Защищали до последнего, как семьи свои…

– Воевали, проливали… – Ахмед-Булат пренебрежительно махнул рукой. – Да это когда, это при Союзе было. Сейчас уже другие реалии. Новые.

– И что? Люди тоже новые? – непонимающе возразил почтальон.

– И люди новые! – уверенно ответил генерал. – У меня сейчас свой город, а там мой народ. Его интересы для меня естественно повыше интересов других людей будут. Так что не обессудь. Предложу еще раз: мне как раз человек в Трудограде нужен для наших дел.