Пустая

Я многому научилась с тех пор, как покинула хижину Никто. Ему бы это не понравилось.

Конечно, я больше не повторяла той глупости – не заходила в города как ни в чем не бывало, у всех на виду. Но тракты и захудалые деревушки – совсем другое дело. Там другие законы и люди дружелюбнее… Или они просто слишком заняты своими проблемами, чтобы обращать внимание на «маленькую пустую».

– Может быть, – кивнула я. – Я не видела ни одного сторожевого отряда за много дней пути. Ни пограничных, ни блюстителей, никого…

– Вот как. – Хозяйка протирала стаканы, и ее ловкие, отточенные движения отвлекли меня от еды. Она брала стакан кончиками пальцев, протирала снаружи и внутри – всего два стремительных движения, – ставила на подставку и тут же хватала следующий. – Ну, этого следовало ожидать. Что же привело тебя сюда, да еще через пограничье?

Я молчала, думая, как лучше ответить, но, к счастью, хозяйкам трактира ответы не нужны.

– Гора, верно? – Новый стакан. – Я и раньше видела девчонок, шедших к пику Кошки. Ты тоже?

Я кивнула:

– Да, мне нужно туда попасть. Я слышала…

– Ну и зря. – Хозяйка покачала головой. – Другие возвращались оттуда такие, что глядеть больно… Или не возвращались вовсе. Старая песня… Она сидит там, на горе, с тех пор, как старый Эдд открыл свою лавку на границе. И уже тогда слухи про гору ходили недобрые. Если думаешь, что там тебе помогут… ошибаешься. От надмаги помощь принимать – себе дороже.

– Другим там помогали.

– Ага. Девчонкам, попавшим в беду. – Хозяйка понизила голос, косясь на младенца, как будто он мог понять ее слова. – Да и то не всем. А что стало с теми, кто не пришел назад? Лучше езжай куда-нибудь еще… Может, где-то тебе помогут. Не здесь.

– Если и не вернусь, никто не будет плакать. Так что рискну, наверное… Но спасибо вам за совет. – Я изо всех сил старалась быть вежливой.

– Совет не бесплатный, – буркнула хозяйка. – Включен в стоимость завтрака.

Я выложила на стол пару монет:

– Этого хватит? Если добавлю еще одну, смогу получить комнату? Я бы хотела переночевать в городе, прежде чем… идти к ней. Пожалуйста.

– Добавь две – и оставайся, дело твое. – Хозяйка пожала плечами и, обойдя стойку, достала из лохани притихшего младенца. – Но в доме все комнаты заняты. Можешь переночевать на конюшне, если хочешь. Там сухо и тепло, и я дам тебе одеяло. Коня можешь там же поставить.

– Спасибо.

Я слишком устала, чтобы спорить, несмотря на то что была готова держать пари: других гостей в доме нет.

Дверь скрипнула. Стоящий на пороге рыжий паренек смотрел на меня во все глаза – и теперь его взгляд сильно отличался от того, которым он наградил меня на улице.

– А, Сидди. Уже отнес? Проводи ее, – хозяйка кивнула, избавляя себя от необходимости думать, как именно меня назвать, – на конюшню. И захвати серое одеяло из кладовки. Ну, что застыл? Пошевеливайся, малый.

– Ладно, мам. – На меня мальчик старался не глядеть.

В молчании, забрав с собой Руну, мы прошествовали к конюшне через широкий двор.

Город просыпался – за покосившимся забором послышались крики детей, суетливо забормотали куры, тонко заржал конь, и Руна отозвалась.

– Ты пустая, да?

Не думала, что мальчик заговорит, – а он решился. Удивительное дело. И перешел на ты, как и его мать, – видимо, то, что я пустая, перевесило то, что я старше.

– Вроде того.

Я скосила глаза в его сторону – рыжая макушка разве что не дымилась. Как и говорил Никто, любопытство было сильнее страха.

– И что, правду про вас говорят?

– О чем? Про пустых много чего рассказывают.

– Ну, что вы все прокляты или вроде того. За что-то наказаны.

Конюшня выглядела богаче, чем дом. Может, его пристроили к ней после войны.

– Люди становятся пустыми по разным причинам.

– А ты?

– Что – я? – Я прекрасно поняла, о чем он спрашивает, но говорить о себе мне не хотелось.

– Ну, ты за что-то наказана?

– Не знаю. Я ничего не помню.

– Совсем ничего? – В его голосе слышалось явственное разочарование, и он был слишком мал, чтобы скрыть его – хотя бы из вежливости. – Прямо совсем-совсем…

– Ничего. – Я постаралась сказать твердо, и этого хватило – на несколько минут.

Хозяйка не обманывала – в конюшне действительно было тепло и сухо. Денники, мимо которых мы проходили, пустовали; только в дальнем углу слышалось лошадиное всхрапывание.

– Это Черныш, – пояснил мальчик. – А я – Сидд. А тебя как зовут?

– Тебе не стоит со мной говорить. – Я сняла с Руны вещевой мешок, открыла ворота одного из денников – скрипучие, давно пора смазать. – Думаешь, твоя мама разрешила бы?

– Я уже большой.

– Правда?

– Да, мне десять. – Сидд ковырнул носком ботинка засохший навоз. – А тебе сколько?

– Я очень устала, – пробормотала я, забирая у него одеяло. – Прости… Но я и вправду хочу отдохнуть.

Когда он ушел, я поставила Руну через стойло от Черныша, остававшегося невидимым во мраке своего денника, а сама разместилась в соседнем: завернулась в одеяло, подложила под голову мешок с вещами, а револьвер – под бок и почти сразу провалилась в сон.