Пустая

– Деньги были ни при чем. Мама хотела ребенка, и, уж конечно, наши с ней жизни были ей дороже благополучия. Но она была очень, очень преданной тому, чему учит Крылатая книга. Отец рассказывал, что до встречи с ним она даже думала стать храмовой служительницей. Наверное, и стала бы, если бы они не полюбили друг друга. Когда вспоминаю маму в детстве, все время вижу ее у домашнего алтаря. Она никогда не ходила в храмы после того, как я родился. Она умерла, когда я был маленьким. Много болела… Не заботилась о себе, обо мне… Считала, что надмагия нас осквернила.

Я не знала, что положено говорить в таких случаях.

– Это ужасно. И ужасно, что она так считала…

Лестер пожал плечами:

– Ужасно. Но кто может знать наверняка, не так ли это было на самом деле?

– Чушь.

– От пустой это слышать очень утешительно, – усмехнулся Лестер.

– Я заходила в храмы Отпустившего. И, знаешь… Меня не убило молнией. Даже голова не заболела. Ты что, думаешь, что осквернен сильнее, чем я? – Я хотела пошутить, но это прозвучало невесело, и Лестер вдруг вскинул голову.

– Я не считаю, что ты осквернена, – сказал он тихо. – И это не потому, что надмагия помогла мне появиться на свет. Я и раньше так не считал – с того дня, как мы впервые встретились.

В парке вдруг стало очень тихо. Как будто каждый листок на ветке замер, и я услышала, как глухо бьется мое сердце.

– Зачем ты мне все это рассказал?

– Мы говорили о том, что привело меня на путь блюстителя. И вот оно. Я пошел по нему не потому, что хотел охотиться на надмагов или… кого бы то ни было. Я всегда верил и продолжаю верить до сих пор, что все, что нужно Бирентии, – это примирение. Я знаю, в Крылатой книге написано, что надмагия – зло, но… – Лестер умолк, глядя куда-то сквозь меня. Думаю, он видел свою мать, смутное детское воспоминание. Какой она была? Бойкой и громогласной, как Мафальда? Вряд ли. Должно быть, тонкой, строгой, как он сам, с такой же светлой кожей и внимательными глазами. Память о матери… Роскошь, которой я завидовала, как нищий – богато накрытому столу.

– Надмагия спасла твою мать и тебя. Но потом… – Я помедлила, потому что то, что я собиралась сказать, было жестоко. – Потом ее погубила. Разве нет?

Лестер медленно покачал головой.

– Я много думал об этом. И пришел к выводу, что ее погубила не надмагия, а предрассудки. Если бы она не считала, что совершила жуткий грех… если бы Крылатая книга не напугала ее до полусмерти… возможно, она осталась бы жива. Надмаги сотворили много зла в Бирентии с тех пор, как против них началась настоящая война – да, ведь потом это и вправду переросло в настоящую войну… Но до того… В легендах о надмагах говорится разное. Легенды…

– Это ведь ересь, – сказала я – не потому, что хотела напугать Лестера, а потому что меня саму напугали его слова.

– Не думал, что ты так законопослушна. Ты же понимаешь, что все это время я веду к тому, что случилось вчера, да?

– Ты выбрал непростой путь.

– Вот уж верно. – Лестер поболтал ложечкой в миске, мороженое в которой окончательно превратилось в неаппетитную разноцветную жижу. – Брина, я стал блюстителем не только потому, что это – хороший путь подняться выше, вернуть моей семье статус, положение, деньги… Мой отец очень сдал после смерти мамы. Я должен заботиться о нем – больше некому. И все же… это не единственная причина. Мне хотелось стать частью системы, чтобы принести Бирентии примирение. Подняться достаточно высоко, чтобы однажды сказать тем, кто может услышать: больше так продолжаться не может. Политика служителей Отпустившего ведет только к большему раздору. И, может, это даже хорошо, верно? Куда хуже было бы, если бы все, как один, соглашались с необходимостью уничтожать таких, как надмаг, который меня спас… Или таких, как ты. Ведь еще недавно это происходило сплошь и рядом. Если бы не Судья, это продолжалось бы и по сей день. Мне хочется верить, что он и дальше будет вести Бирентию к чему-то лучшему. Он имеет влияние на правителя. И мне хочется верить, что однажды я тоже буду иметь влияние… И тоже смогу кого-то спасать.

Это была впечатляющая речь – и я уже поняла, к чему именно она вела меня.

– Лестер… Я не хотела…

– Не надо. – Он вдруг коснулся моей руки у самого рукава, и кожу словно солнцем обожгло. – Не рассказывай мне ничего, ладно? Я не хочу знать, во что ты ввязалась. Но мне кажется, ты и сама видишь: Судья – хороший человек. Он трудится на благо Бирентии. На благо пустых. Он с теплом отнесся к тебе, это видно. Я уверен, что ты не хочешь платить ему неблагодарностью.

– Я не…

– Я не хочу ничего знать, – твердо повторил он. – Может, кто-то сбил тебя с толку. Может, тебе стало любопытно. Может, все это просто случайность… Я не прошу тебя объяснять.

– Тогда о чем ты просишь?

– Отступи, – просто сказал он. – Брина… пожалуйста, остановись. Не испорти все.

Глупо, но в тот момент я могла думать только об одном: Лестер все еще не убрал руку.

Остатки мороженого в мисках превратились в лужицы окончательно и бесповоротно. Кто-то хрустел гравием, ступая по дорожке. Где-то в глубине живой изгороди звонко вскрикнула незнакомая птица.