Пусти к себе свет (ЛП)

Она обшарила шкафчики в поисках чего-нибудь, что по ее мнению было съедобным, и наконец нашла пачку сушек, которую Сэм купил для нашего пикника у реки и которую мы не открыли.

– Неужели так сложно купить в этот публичный дом немного нормальной еды? – рассеянно спросила она. – Я хочу есть, а сушками не наешься.

Я смотрел на нее, и у меня закипала кровь.

– Ты хоть представляешь…

– Мне нужны деньги, Хен.

– Ты думаешь, я дам тебе деньги?

– Просто дай мне чуть-чуть, и я сразу свалю.

– На что?

– Тебе-то какая разница?

– Если я даю тебе деньги – большая.

– Прямо как мамочка с папочкой, – презрительно сказала она.

– Тебя ищет полиция.

– Вот спасибо, Хен. Вам обязательно надо было им сообщить, да?

– Ты оставила Иши совсем одного.

– Я собиралась вернуться.

– Какого черта ты хотя бы не позвонила?

– Я была занята.

– Занята? – не веря своим ушам, повторил я.

– Да, занята. И у меня были проблемы. Господи, ты прямо как мама.

– Сара, где ты была?

– Надо было кое с кем встретиться. Тебе-то какое дело?

– Такое, что у тебя есть ребенок, о котором надо заботиться.

– Да плевать.

– Ты на испытательном сроке.

– Ты теперь что, гестапо заделался?

– Просто невероятно!

– Слушай, Хен, мне нужны деньги. Просто дай мне чуть-чуть. Ну пожалуйста.

– Ну дам я их и что дальше?

– Я сразу свалю.

– Что, и все?

– Да. И все.

– А сын пошел к черту?

– О, я тебя умоляю.

– Тебе совсем на него наплевать?

– Не читай мне нотации, папочка.

– Ты его бросила. Одного, на несколько дней.

– Ну, он ведь выжил, не так ли?

– Как ты можешь быть такой бессердечной?

– Как ты можешь быть таким нудным?

– Он твой ребенок!

– Окей, я облажалась. Просто дай мне немного денег, и я сразу уйду.

– Ты не хочешь увидеть его?

– Кого?

– Своего сына. Сара, да что с тобой?

Она плюхнулась на стол и вздохнула. Выражение ее лица словно спрашивало: «Боже ты мой, неужели нам обязательно все это обсуждать?» Мне захотелось избить ее.

– Без меня ему будет лучше, – рассеянно сказала она.

– Лучше быть брошенным своей родной матерью, да?

– Почему никто не удосужился спросить у меня, хочу ли я рожать гребаного ребенка, когда мне было гребаных четырнадцать лет? Господи боже ты мой! Я сама еще была как ребенок.

– Об этом надо было думать до того, как раздвигать ноги.

– Что ты об этом знаешь? – спросила она, сузив глаза. – Что ты, блядь, знаешь об этом? Хен, ты как был бестолковым болваном, так и остался.

– Ты не можешь просто взять и бросить его.

– Тебе обязательно проедать мне мозги? Хен, мамы здесь больше нет, показывать, какой ты замечательный и распрекрасный, больше некому, так что хватит выпендриваться, чванливый пиздюк.

– Ты понимаешь, что тебя снова посадят?

– Пусть сначала поймают меня, – сказала она с надменной, насквозь фальшивой бравадой.

– Единственное, что у тебя можно поймать, это вшей, – сказал я.

– Я не раз и не два отмазывалась от тюрьмы, отсосав офицеру, так что заглохни.

– Думаешь, шеф Калкинс отпустит тебя, если ты ему отсосешь?

– Отъебись, Генри, – сказала она злым, громким голосом. – Иисусе! Ты отстанешь от меня или нет? Я пришла сюда не за лекциями от своего брата-педика. Господи, давай ты заткнешь свой гребаный пидорский рот? Думаешь, после всего, через что я прошла, мне охота сидеть тут и слушать твой чертов пидорский голос?

– Мама? – раздался вдруг тоненький голосок.

Я оглянулся и увидел в проеме двери Ишмаэля.

– Мама! – Он бросился к ней.

– Да что б вас, – вырвалось у нее.

– Мама, – простонал Ишмаэль. Его лицо уже было мокрым от радостных слез. – Почему ты ушла?

На кухню влетел одетый в одни подштанники Сэм.

– Я услышал голоса, – сказал он встревоженно. Он, похоже, испытал шок, увидев здесь Сару. – Сара, где, черт возьми, ты была?

Ишмаэль плакал навзрыд у матери на плече.

– О, господи, Иши, – рявкнула Сара. – Не задуши меня.

– Мама! – воскликнул он, вцепившись в нее еще крепче.

– Иши, все.

Она отлепила его от себя. Мне было видно, что там, где она вдавила свои пальцы в его красную кожу, остались белые пятна.

– Хватит ныть! Иисусе.

Его лицо будто схлопнулось. Он закусил губу, отчаянно пытаясь сдержать слезы.

– Не кричи на него, – сказал я.

– Не говори мне, что делать.

– Он всего лишь ребенок.

– И этот ребенок все нервы мне вымотал, нытик проклятый!

– Сара, прошло почти две недели. Мы от беспокойства чуть с ума не сошли.

– Мама? – проговорил Ишмаэль.

– Что? – зло сказала она.

– Мама, я буду хорошим, – тихо сказал Ишмаэль. – Я люблю тебя, мама. Мама, пожалуйста! Я люблю тебя. Я больше не буду плохим. Я стану лучш'eе. Я не плохой ниггер.

– Иши, ты отстанешь с меня или нет? Сгинь с глаз долой. Мама устала. Только этого дерьма мне сейчас не хватало. И сколько чертовых раз тебе повторять, что нет такого слова «лучш'eе»? Господи боже, когда уже ты скроешься с глаз? Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты так лезешь.

Он отступил от нее, опустил глаза.

Я взял его за руку.

– Да что ты за человек? – гневно воскликнул я, внезапно возненавидев ее раскаленной добела ненавистью.

– Хен, просто дай мне немного денег, и все. Это меньшее, что ты можешь сделать.

– И что это должно значить?

Она медленно покачала из стороны в сторону головой.