Пустячок с десятью нулями

— Ну так когда же и где я смогу увидеть Данилу? — Я прямо-таки сгорала от нетерпения заманить врага в ловушку.

— Погодите, дайте-ка подумать… Лучше это сделать у него дома.

— Так он живет все-таки дома? — быстро спросила я.

— Нет, — покачала головой Надежда. — Но я его попробую уговорить, чтобы он туда пришел.

А я уже начала думать, как лучше поступить. Если Надя будет лично встречаться с Данилой, не худо было бы за ней проследить. А вслух спросила:

— В какое время возможна встреча?

— Да когда угодно. Хоть с утра. Зачем откладывать дело в долгий ящик? Давайте часиков в одиннадцать — он вас будет ждать.

И вдруг запричитала:

— Ох, как мне его жалко, если бы вы только знали! Пропащая его душа! Я так его ждала, так надеялась! Да видно, не судьба мне в этой жизни… Эх, Данила, Данила, как же так!

Надя уронила голову на руки и начала сдавленно рыдать. Я смотрела на нее и не могла понять, что мне не нравится в ее поведении. Вроде бы простая женщина и должна была так себя вести, но… Что-то не складывалось в ее психологическом портрете.

— Ой, кажется, я уж совсем пьяная, — продолжала стенать Надя.

Я, сама чувствуя слабость и легкую сонливость после выпитого, сочувственно спросила:

— Вам что, плохо?

— Нет-нет, — подняла голову хозяйка и замотала из стороны в сторону.

— Вы не беспокойтесь, вы только не беспокойтесь…

— Да, у меня тоже что-то… — я провела рукой по лбу, глубоко вздохнула и подняла глаза к потолку.

— Ой, что с вами, господи! — вскричала Надя. — По-моему, вам надо прилечь.

Она засуетилась, проводила меня до дивана и уложила. И в этот момент я почувствовала, что в моем организме происходит что-то неладное. Он откровенно меня не слушался. И тело норовило принять горизонтальное положение. Глаза слипались, а изображение расплывалось, приобретая весьма нечеткие очертания. Как только моя голова коснулась подушки, я почувствовала невероятное облегчение, и сознание покинуло меня.

Когда я проснулась, то ничего не могла понять некоторое время. Я лежала на заднем сиденье какой-то машины. В салоне горел свет. На улице было уже темно. А впереди сидели, спокойно беседуя между собой, какие-то мужчины. Голос одного из них мне показался знакомым. Где-то я его уже слышала. Но я еще не окончательно пришла в себя, а открыла глаза лишь на короткое время. Я силилась побороть дремоту, но не могла. Руки и ноги не подчинялись мне, а глаза и уши функционировали настолько плохо, что я даже было усомнилась в реальности происходящего. Несколько раз возвращаясь в состояние, близкое к полусонному, я снова проваливалась в безызвестность. Казалось, что прошло уже много-много времени. Наконец я обрела более-менее устойчивое состояние бодрости. Только вот сил пошевелиться по-прежнему не было. Мужчины на переднем сиденье не умолкали, продолжая свой бесконечный разговор:

— Вот есть же такие суки, лезут во все! Мало ментов, так эти уроды еще из себя сознательных строят.

— Молоток говорит, что она вроде как тоже из бывших, — заметил знакомый голос.

— А, значит, по жизни геморрой покоя не дает. А чего это она бывшая? Вроде еще молодая.

— Вот приедем на место, там у нее и спросим. Исповедуем, как говорится. И чего это мы с ней возимся? Дать бы ей сразу лошадиную дозу или вручную заделать, и привет. Поминай как звали, — предложил знакомый голос.

— Молотку виднее, — возразил другой. — Отвезем подальше, там ее никто не найдет и искать не станет. А ты представь, вот бы нас сейчас тормознули, а у нас жмурик на заднем сиденье! А так — пьяная и пьяная, везем домой знакомую с банкета — и все дела, не подкопаешься. Молоток — он не дурак.

— А не проснется раньше времени? — забеспокоился первый.

— Молоток сказал, что не должна. Ему вся эта аптека наизусть знакома. Он ведь учился в медучилище, и в больнице когда-то работал, и на «Скорой» ездил, — пояснил другой.

Я поняла, что речь идет обо мне, сердечной. Я снова попробовала пошевелиться. Но руки и ноги все еще не хотели слушаться. Время шло, а силы не возвращались. А за окном почему-то уже давно не было видно ни одного огонька.

А еще минут через пять машина свернула на какую-то неухоженную дорогу, которая мало напоминала асфальтовое покрытие. И я сделала верное предположение, что мы, скорее всего, уже где-нибудь за городом. И это означало, что, прежде чем что-либо предпринимать, следовало хорошенько подумать.

И я начала думать: «Здесь, кричи не кричи, тебя никто не услышит. Если только леший — в том случае, если они водятся в лесу. Но и только… Господи, как же я так легко купилась на эту приманку в виде простой женщины по имени Надежда Анатольевна! Сама влезла в ловушку, своими ногами пришла! И заподозрила неладное слишком поздно…»

— Слышишь, Тюлень, как ты думаешь, долго нам еще за Музыкантом гоняться? — отвлек меня от дум голос на переднем сиденье. — Может, его и в городе давно уже нет, а мы тут бегаем и целыми днями зря высиживаем.

— Да куда ему деться! — возражал ему другой голос. — Он ведь теперь наверняка в розыске, если кого-то заделал. Сидит где-нибудь, ждет, когда все поутихнет.