Пустячок с десятью нулями

И я поняла, почему оказалась в последние дни в центре повышенного чужого внимания, сопровождаемого деловой сверхактивностью. Я влезла в чужие дела, и мои действия угрожали плану Молотка, подслушавшего разговор двух соседей по бараку.

— Ну, и что же было дальше? — Мне не терпелось услышать продолжение этой воровской саги.

— В прошлом месяце я вышел, — сказал Мерзляков. — И сразу поехал на дачу. Стал искать то место, как дядя Вася говорил. Четвертая яблоня от калитки, пятнадцать шагов от забора. Смотрю — а там бочка стоит. А он мне ничего про бочку не рассказывал. Ну, столкнул я эту цистерну… Помучиться пришлось: сначала нужно было воду вычерпать, а иначе с места не сдвинешь. Мало того, она еще в землю вошла — пришлось откапывать. А под ней ничего. Я все перекопал: и под ней, и даже возле нее. Глухо, как в танке. Ну, я сразу и сообразил, что новый хозяин дачи откопал — больше некому. Рылся в своем огороде и наткнулся на схороненное. И бочку, наверное, он поставил. Тетя Галя дачу эту уже давно другим продала.

— И вы начали искать Герасименко? — спросила я.

— Нашел я этого умника, — подтвердил Данила. — Так и так, говорю, не тобой положено — не тебе и радоваться. Верни, говорю, по-хорошему. Припугнул его, конечно, звонил ему несколько раз. Но только на словах. Вот видит бог, даже пальцем его не тронул, — Мерзляков осенил себя крестным знамением. — А он — в отказ. Уперся, как баран: ничего не видел, ничего не брал. Ну и решил я к нему наведаться — а вдруг он все дома хранит. А если нет, думал, то попугаю его ножичком. Испугается, тогда сразу отдаст. Только вышло все по-другому.

Мерзляков вздохнул и продолжил:

— Прихожу, дверь открываю, а он уже оприходованный лежит. Я все обшарил, но нигде ничего. То есть если и держал он все это добро дома, то кто-то уже поживился. А если нет, то теперь ищи ветра в поле. Как говорится, мертвые не болтают. У них не спросишь.

«Ой ли? — подумала я. — Ведь у покойного осталась еще жена. Просто Данила побаивается к ней соваться. Но это сейчас, а когда все, как он выражается, поутихнет?»

В этот момент в дверь позвонили.

— Леонид, наверное. Спохватился, что ключи забыл, торопыга, — сказал Данила и направился к двери.

Я слышала только, как поворачивается замок и открывается дверь.

— Здорово, Музыкант!

В прихожей что-то с грохотом упало, а затем послышался еще какой-то шум и непонятная возня.

— Что ж ты падаешь на ровном месте?

— Ух ты, какой неуравновешенный!

— Извини, Музыкант. Это я от избытка чувств. Можно сказать, не сдержался. Я не сдержался, а ты не удержался.

— Поднимайся, поднимайся. Время детское. Рано еще спать.

Я сразу узнала эти голоса. Это были Тюлень и Костыль. Третий голос был мне тоже знаком. Он принадлежал Сергею — квартиранту Безбородиной.

— Ну что, мы так и будем под дверью топтаться? Приглашай гостей в дом. Какой ты, однако, негостеприимный, — сказал Сергей.

— А я тебя не звал, — тяжело дыша, ответил ему Данила.

Я понимала, что нужно было что-то срочно делать. Ведь если они меня сейчас здесь увидят, то мне конец. Догадываясь, что в моем распоряжении считаные секунды, я проворнее лесной лани и тише полевой мыши забралась в первое показавшееся подходящим убежище. Таким образом я оказалась под деревянной кроватью, стоявшей у стены, застеленной низко свисавшим покрывалом. Еще свежо было воспоминание о ночной прогулке на земляничные поляны, в леса и овраги.

— Ты один дома? — спросил Сергей.

— Да один он, один… Хозяин уехал, — ответил за Данилу Костыль.

— Ну пойдем, побеседуем, потолкуем.

Мне были видны только ноги вошедших в комнату людей. Я изо всех сил старалась сдерживать дыхание. А вдруг они сейчас заметят, как непроизвольно шевельнется покрывало на кровати или как от моего дыхания в воздух поднимаются с пола микроскопические пылинки? Сердце стучало сдвоенными сильными ударами, как железнодорожный вагон на стыках рельсов.

— Где цацки, Музыкант? — поинтересовался Сергей.

В голосе его сквозили нетерпение, раздражение и прочие признаки волнения.

— Какие еще цацки? — огрызнулся Мерзляков. — Достал ты меня уже. Сколько раз тебе повторять, нет у меня ничего.

— А такие! Те, что вы с Крестом с ювелирторга поимели.

— Настырный ты мужик, Молоток. А Любка языком метет, как метлой машет, — процитировал классику Мерзляков.

И за это был награжден еще одним увесистым ударом в живот.

— Если я что-то понимаю, то душевного разговора у нас не получится, — заключил Молоток. — Я к тебе со всей душой, а ты, я гляжу, мне совсем не рад. А ведь столько времени уже не виделись. Ну-ка, Тюлень, пощекочи дядю ножичком, ты это любишь. Пускай развеселится. А то смотри, какой он хмурый.

— Стой-стой! Я все понял, — капитулировал Мерзляков, тяжело дыша после удара Молотка.

— Ну так где же? — снова спросил Молоток.

— Там, на антресолях.

— А ты не обманываешь? Может, мышеловку туда поставил или капкан? А?

— А ты проверь, — предложил Данила.