Пустяки и последствия

Сердце упало. На кой ляд она всё это затеяла. Но паровоз уже разогнался и мчался со своим «чуф-чуф», как дурной, по проложенным рельсам, не умея затормозить. На Лилю и Риту смотрело пар двадцать весьма заинтересованных глаз самого главного общества взрослого подростка: его класс. Его компания.

– Да ещё чего – обижаться! Давай, рисуй, потом нам покажешь. Посмотрим и посмеёмся, – и Лиля лучезарным взором обвела одноклассников, улыбаясь и всем видом показывая, как ей весело. Хотя в душе что-то занудливо ныло на одной противной ноте. Ныло и кололось прямо в сердце и немножко в желудок…

– Ну, хорошо, – улыбнулась Ритка и тут же чуть прищурила серые глаза, внимательно вглядываясь в Лилины черты. Лиле стоило огромной силы воли не шарахнуться от взгляда художника-шаржиста и даже суметь покривляться: поджать губки, потом их вытянуть, запрокинуть руку за голову, дёрнуть плечиком и изогнуться в талии, как делают модели на фотосессиях. В то время, как в душе поселился комочек страха.

Три дня Ритка ничего не говорила и даже не общалась с Лилей, которая вынуждена была делать вид, что её ничто не тревожит, что она беззаботна и вообще не думает о каких-то незначительных пустяках. Но все её мысли вертелись вокруг Риты и того, что она там у себя дома рисует, зараза!

В пятницу, накануне выходных, художница приволокла своё творение в класс.

– Помнится, ты хотела всем показать? – формально спросила Ритка у слегка побледневшей Лили, развязывая тесёмки папки. Что оставалось Лиле? Лиле оставалось лишь изобразить улыбку и чуть хрипловато сказать:

– Валяй! Здесь все свои.

Рита поставила картину на доску, как на подрамник. Ребята сгрудились вокруг.

– Вот чума!

– Ну точно же!

– Ахахааа! Лилька, тебя разгадали и разоблачили!

– Фишман, ты просто какой-то прожектор перестройки!

Перед Лилей стояла архисложная задача: надо было разглядывать картину и быстро конструировать правильную реакцию для окружающих. Одновременно. Задача почти непосильная, потому что Рита натворила делов. Её шарж бил Лилю в самое слабое и больное место, демонстрируя всему свету, что её тайна – вовсе не тайна, что Лилина суть очевидна и видна любому внимательному человеку. Ну, пусть не любому… Но такому, как Рита, видна. И такая, как Рита, может легко отодвинуть, словно тюлевую занавеску, выстроенную Лилей стену для сохранения в тайне её слабости. Она думала, что стена надёжная и крепкая, а оказалось – вообще не стена, а тюлевая тряпочка. Отдёргиваемая одним лёгким движением руки художника.

Рита нарисовала театральную сцену, перед которой полный зал зрителей, изображённых силуэтами, обращёнными спинами к смотрящему, сцена же – прямо перед ним, он – зритель где-то в амфитеатре. В центре сцены стоит некто, тоже в виде силуэта, в котором угадывается роскошная женщина, похожая на Мэрилин Монро. Её руки подняты, на неё направлен свет прожектора, она купается в овациях, к ней летят букеты. А чуть справа и сзади стоит Лиля. Она единственная изображена чётко – фигура, одежда, но главное – лицо. Это Лилино лицо, которое выражает растерянность, обиду… лицо, готовое заплакать. Поскольку всё же рисунок – шарж, глаза у Лили чересчур огромные и печальные, их внешние уголки плывут вниз, оттягиваемые влагой, парочка слезинок блестит на щеках. Чрезмерно пухлые губы искривлены в детскую плаксивую гримаску. И в то же время это, безусловно, Лиля, не узнать невозможно!

Лиля на рисунке протягивает нарочито длинные руки к публике, как бы умоляя обратить на неё внимание. Фигуркой она тянется к толпе, а длинные руки будто на глазах растут, удлиняются, чтобы загородить «звезду» на сцене, чтобы заставить, пусть силой, эту гадкую публику смотреть не туда, не туда, а – сюда, на неё, на Лилю! Изо всех сил она старается забрать всё внимание себе, чтобы цветы летели к её ногам, к её, а не к ногам «Мэрилин»!

У Лили пересохло в горле. Это был удар. Времени не было ни секунды, нужно реагировать сразу и безошибочно. Ребята смотрели, шептались и хихикали.

– И что сие означает? – спросила, как бы недоумевая, Лиля беззаботным голосом. Ну, глупо же, глупо! Неправильная реакция, неправильные слова, всё неправильно! Только хуже будет.

– Да ладно тебе, Лиль, – крикнул кто-то из девчонок. – Всё точняк, но необидно же. Ты такая симпатичная, милая на картинке, тебя жалко и хочется приласкать! – ребята засмеялись. Нет, совсем не зло засмеялись! Доброжелательно даже, в худшем случае – просто засмеялись. И вообще ничего не случилось, небо не упало на землю, мир не перевернулся, через пять минут Ритка свернула рисунок в трубочку и сунула Лиле:

– На, дарю! Не обижайся, шутка же. Ну, заметила я в тебе это, так и для тебя самой не секрет, правда?

– Спасибо! Только я так и не врубилась, в чём соль, но нарисовано красиво, – Лиля тянула улыбку от уха до уха.

– Не врубилась? Окей, будем считать, что так, – усмехнулась Ритка и пошла к своей парте, потому что уже вовсю звенел звонок на урок.

И всё! Конец истории. Никто больше ни разу не вспомнил про рисунок и про Лилину реакцию. Потому что ерунда, эпизод, пустяк.