Пустой дом

Вот что он мне тогда рассказал — как-то раз, после изрядного принятия двух бутылок вина «в одного» (это было его любимое выражение), задремал Пётр на свежем воздухе, и благо дело, что в кустах оказался в этот момент, так как прямо рядом с ним, на тротуаре, начинался конфликт двоих людей. От их громкого разговора он очнулся ото сна, и увидел — один из них был нашего племени, а второй, высокий и крупный мужчина — обычный человек, который, очевидно шёл по своим делам, но по какой-то причине решил выяснить обстоятельства важного для него вопроса у местного бродяги. Петруха отдыхал за плотной листвой, и его в тот момент совершенно не было заметно. Так он и решил действовать дальше — не высовываться. Мужчина выглядел весьма солидно — на нём было коричневого цвета, драповое пальто, фетровая шляпа с широкими полями, а в правой руке он держал трость, на которую опирался при разговоре. В левой же держал две пачки папирос, которыми махал перед лицом клошара, но не отдавал. Для бездомного курево — бесценный дар бога, без него клошар и дня не проживёт. Бо́льшую часть времени, которое бродяга проводит активно, это — поиски табачка в виде окурков из урн, да по везухе — угощение от прохожих. А тут — две пачки «Беломора»! Человек в пальто добивался от него ответов, очевидно, дав обещание вознаградить за них чумазого собеседника. Но тот никак не мог понять, что от него хотят, и только односложно мыкал и невнятно бурчал:

— Не наю я ничо.

Мужчина настаивал:

— Ну ты же ходишь по улицам?

— Чо?

— По улицам, говорю, ходишь везде?

— Ага.

— Ещё раз подумай, вспомни, никто из ваших не рассказывал про смертоубийство возле горотдела?

— Чо?

— Не зли меня, мужик, и не ври, если знаешь! Про убийство бомжей в доме напротив милиции в Городище, слышал что-нибудь?

— Чо?

Человек в шляпе засунул папиросы в карман пальто, и завёл руки за спину, оглянувшись при этом вокруг. На улице было совершенно пустынно. И тут Петруха заметил, как мужик этот, в пальто который, руками за спиной раздвигает свою трость. Продолжая что-то спрашивать у клошара, он тихо вытянул из трости длинный клинок, и держал его за спиной правой рукой, остриём вниз. Затем резким движением вывел жало вперёд, и нанёс сильный удар этим стилетом в центр туловища своего собеседника, тут же прихватив его левой за плечо. Тот, очевидно, от страшной боли, раскрыл в беззвучном крике рот — не мог вдохнуть. Провернув орудие вращательным движением по часовой стрелке один раз, убийца, уперев левую руку в верхнюю часть груди своей жертвы, с усилием вытащил клинок из раны. Бомж рухнул на траву.

Сказав это, Петруха прижал руку к груди, и признался:

— От такой жуткой картины будто на себе почувствовал, как тому бедняге больно.

Я уточнил:

— И что потом было?

— А потом этот злодей оттащил тело безвинно убитого к канализационному люку, в двух шагах от того места, и сбросил туда. После вытер клинок о траву, вложил обратно в трость, и спокойно пошёл по тротуару. Я зажмурился, и лежал так, сам не знаю сколько. Потом вылез, и тихо-тихо двинул подальше.

Валерий Сергеевич, покачал головой, долил в чашку уже остывшего чая, взглянул на Тимофея, и заключил:

— А ты говоришь — черти. Тут жути и без них хватает.

Палинский поёжился:

— Чего-то мне от вашего рассказа даже зябко сделалось. Неужели это всё в самом деле произошло? Больше Витёк тот ничего не добавил?

Попов кивнул:

— Сказал ещё совсем немного — сделал неутешительный вывод из своих умозаключений. Заявил, что с того момента ему стало совершенно точно понятно — кто-то убивал на улицах именно бомжей. И скорее всего, это и есть тот душегубец, который забил обрезком трубы тогда в подвале его товарищей. И самое главное — понял, что этот страшный убийца, самое вероятное, ищет именно его, он же ведь один изо всех спасся, убежал. И он — свидетель. С тех пор Витёк и прятался без конца. Рассказал, что пытался из города уехать, выходил на трассу, но кто же его подберёт? А автобусом или поездом ехать — денег нет. Вот так и менял лёжки, больше двух дней на одном месте не задерживался.

Перед тем, как я его с улицы притащил, он собирался в соседней «сталинке», в подвале переночевать, но там дверь вдруг на замке оказалась. Видать, кто-то из жильцов заметил его раньше, и дверь запер. Решил возле Одеона переждать до ночи, потом ещё на квартале поискать, да видать, оклюк на морозе, и отключился.

Попов отхлебнул из чашки, поставил её на блюдце, и завершил свой рассказ:

— Так и оказался около Одеона. После этого мы поболтали ещё немного, и он заснул. Утром собрался, на прощание сказал: «Спасибо тебе, добрый человек», и ушёл. Вот такую историю, Тимофей, я знаю о пустом доме, которым ты интересуешься.

— Не знаете, что с ним дальше было?

— Нет Тимофей, не знаю. Больше он в моём поле зрения не возникал. Думаю, загиб как-нибудь. Жить за гранью разумного, это знаешь ли, не так просто.

— Да уж, это точно. Жалко их, конечно, — ответил Тим.

— Жалеть их сильно не стоит, это — сознательный выбор. А исправлять что-то в своей жизни эти люди сами не хотят. Вот помочь в меру сил — про это надо помнить. Ты куришь?