Лишь единственный раз, когда речь зашла о кухне, она осмелилась поднять голос и высказать собственные пожелания. Вирджинии хотелось, чтобы она напоминала дивную кухню в Пенфолде: уютную, с аппетитными ароматами, с кошкой, свернувшейся клубком в качалке, и геранями на подоконниках.
— Я хочу кухню в деревенском стиле. Только такую. Кухня в деревенском стиле — это почти гостиная.
— Ну я — то не собираюсь жить в кухне, сразу тебе говорю.
И она уступила Энтони, потому что, в конце концов, это был его дом и не она платила за раковины из нержавеющей стали, за черно-белую плитку для пола, за новомодный самоочищающийся духовой шкаф с грилем и вертелом для жарки цыплят.
К моменту окончания ремонта Вирджиния уже была беременна.
— Чудесная новость для няни, — сказала леди Кейли.
— Почему?
— Дорогая, она сейчас в Лондоне, помогает нескольким семьям, но она просто мечтает о новом младенце. Конечно, ей жаль будет покидать Лондон, ведь у нее здесь столько знакомых — ты же знаешь, как няни любят поболтать. Я называю их компанию «дискуссионным клубом». И потом, верхний этаж — туда
Вирджиния пыталась воспротивиться. Пыталась сказать:
Однако после родов возникли новые сложности. Мать Вирджинии, жившая в Лондоне, начала жаловаться на постоянную слабость и боли, она заметила, что теряет в весе. Вирджиния бросилась к ней, после чего долгое время разрывалась между младенцем в Шотландии и матерью в столице. Курсируя на поезде туда и обратно, она понимала, что будет безумием отказаться от няни, пока миссис Парсонс не поправится. Но она все никак не поправлялась, а когда этот кошмар наконец закончился, на свет появился Николас и няня с двумя малютками на ее попечении осталась в Кирктоне навсегда.
В радиусе десяти миль от их поместья жило несколько приятных семейств: молодые пары, располагавшие свободным временем и средствами, некоторые, как и Кейли, с детьми, полностью разделявшие интересы Энтони.
Для видимости он уделял некоторое время сельскому хозяйству, разговаривал с мистером Макгрегором, управляющим: выяснял, что, по его мнению, следует делать, и поручал действовать именно таким образом. В остальное время Энтони был предоставлен сам себе и использовал его на полную катушку, занимаясь тем, чем ему хотелось. Шотландия — край, словно специально созданный для мужчин и их традиционных развлечений. Он постоянно охотился: летом на шотландских куропаток, зимой и осенью на серых куропаток и фазанов. Энтони любил рыбачить и играть в гольф; его светская жизнь теперь была даже более насыщенной, чем в Лондоне.
Вирджиния не удила рыбу и не играла в гольф, да и Энтони не приглашал ее с собой, даже если она просила. Он предпочитал мужскую компанию, а ее брал только на мероприятия, куда следовало обязательно являться с супругой. На званые ужины и танцы, изредка на ланч перед матчем в гольф, и тогда она в отчаянии ломала голову, решая, что надеть, и в результате неизбежно выбирала наряд, который остальные носили в прошлом сезоне.
Она была по-прежнему застенчива. Вирджиния не употребляла алкоголь, так что это проверенное средство не могло помочь ей побороть свой недостаток. Мужчины, друзья Энтони, в ее обществе явно скучали. А их жены, хотя и держались неизменно дружелюбно, постоянно отпускали шуточки, понятные лишь посвященным, и обсуждали места, людей и события, известные только им. Казалось, все они были выпускницами одной школы.
Однажды, когда Вирджиния с мужем возвращались с парадного обеда, между ними вспыхнула ссора. Вирджинии совсем не хотелось ругаться, но она чувствовала себя усталой и несчастной, а Энтони был сильно пьян. Он всегда много пил на вечеринках, будто считал это одной из своих светских обязанностей. В тот вечер алкоголь сделал его раздражительным и агрессивным.
— Ну, тебе понравилось?
— Не очень.
— Ты даже не потрудилась это скрыть.
— Я просто устала.
— Ты вечно устаешь. Забавно, с учетом того, что ты ничего не делаешь.
— Может, именно поэтому я и устаю.
— Это что еще такое?
— Ничего.
— Ты определенно на что-то намекала!
— Ну ладно: я хотела сказать, что скучаю и что мне очень одиноко.
— Это не моя вина.