Соскочив со стула, камердинер поспешно натянул лежавшую куртку, вышел прямо в сад, направился на другой конец парка и отпер дверь спутнику шофера.
На посетителя он взглянул бегло, автомобиль же рассмотрел очень внимательно.
Причудливое сооружение представляла собой эта выкрашенная в темно-зеленый цвет машина: высоченный кузов был увенчан длинной горизонтальной коробкой, а с двух сторон огромного ящика, служившего задней частью кузова, торчали вентиляционные щитки.
— Это и есть похоронный автобус? — обратился камердинер к звонившему.
— Угадал, старина, — ответил мужчина, — прибыли минута в минуту.
Камердинеру, неприветливо взиравшему на собеседника такая фамильярность явно пришлась не по вкусу.
— Следуйте за мной — сказал он, преодолев неприязнь, — я отведу вас к старшей медсестре.
Через минуту служитель уже стучал в дверь небольшого кабинета мадемуазель Даниэль.
Для Даниэль, в чьи обязанности входил общий надзор за персоналом лечебницы, первые ночные часы были своего рода передышкой, и она использовала их, чтобы привести в порядок многочисленные счета и проверить правильность выплат.
В тот вечер лицо Даниэль сияло улыбкой.
Несколько часов назад профессор Поль Дро уведомил ее, что дела лечебницы в полном порядке, материальная сторона вопроса улажена, теперь за свое будущее мадемуазель была спокойна.
Само собой весь прежний персонал оставался, а кое-кто, скажем, та же Даниэль, мог даже рассчитывать на небольшую прибавку к жалованью.
Наверное, старшей медсестре казалось бы, что все идет к лучшему в этом лучшем из миров, не будь у нее перед глазами картонного квадратика, на котором она своей рукой написала имя Жермены — неприятное воспоминание, не дававшее забыть о досадной оплошности.
— Войдите! — откликнулась Даниэль на стук в дверь.
Вошел камердинер и с ним еще какой-то человек, судя по его одежде — служащий похоронного бюро.
Представителей похоронного бюро не случайно пригласили в такой поздний час.
Не в первый раз уже из лечебницы на авеню Мадрид тайком вывозили пациента, чью жизнь не смогли спасти ни искусство хирурга, ни достижения медицины.
В тот вечер должны были забрать тело старой перуанки Кончи Коралес.
Привычная к такого рода формальностям, Даниэль изящным почерком быстро заполнила бланк и протянула его служащему похоронного бюро.
— Вы ведь знаете, где покоится усопшая, — сказала она, — в небольшом строении, что в дальнем конце парка, неподалеку от двери, через которую вы вошли. Мне нет необходимости сопровождать вас; к счастью, это единственная покойница за последние дни, так что не ошибетесь. Но имейте в виду: гроб из свинца, тяжелый.
Старшая медсестра протянула служащему монету:
— Вот вам пять франков.
Мужчина приподнял фуражку:
— Благодарю покорно, мадемуазель Даниэль, выпьем за ваше здоровье.
Переминаясь с ноги на ногу, он нерешительно добавил:
— Неплохо, чтобы кто-нибудь подсобил мне погрузить ящик в автобус. Если, как вы сказали, гроб свинцовый, одному мне его не поднять.
— А механик? — спросила мадемуазель Даниэль.
— Ему не разрешено выходить из машины. И потом — это не входит в его обязанности.
Старшая медсестра не стала настаивать, она ненадолго задумалась, взглянула на камердинера, державшегося поближе к двери.
— Максим, — сказала она, — вы поможете этому человеку.
Камердинер энергично запротестовал:
— Нет уж, увольте. Прошу прощения, мадемуазель, но не мое это дело; все эти покойники так на меня действуют, что потом я всю ночь глаз не сомкну. Вы ведь знаете, мадемуазель, — я здесь работник временный, как только приищу себе приличное место, сразу уволюсь.
Даниэль не стала с ним пререкаться, но в глубине души посетовала на то, до чего же невыносима порой эта вечная борьба со строптивыми подчиненными.
Но вот лицо ее просветлело и, высокомерно посмотрев на несговорчивого камердинера, она распорядилась:
— Сходите за новым санитаром, которого наняли сегодня днем, его зовут Клод, он дежурит в павильоне «А».
— Слушаюсь, мадемуазель, — ответил камердинер.
Вскоре он вернулся и привел с собой Клода.
Клод был крепко сбитым мужчиной лет сорока пяти с пышной, вьющейся черной шевелюрой.
Усов у него не было, он носил старомодные бакенбарды; его энергичный взгляд можно было бы назвать пленительными, если бы глаза его то и дело не прятались под часто моргавшими красноватыми веками.
— Клод, — распорядилась Даниэль, показывая на служащего похоронного бюро, — вы поможете этому человеку погрузить гроб в автобус.
— Будет исполнено, мадемуазель, — почтительно и с готовностью отозвался санитар.
Даниэль опять погрузилась в свои бухгалтерские расчеты; даже старательно прислушиваясь, она с трудом различила звук тяжелых шагов, поскрипывание гравия в глубине парка — это под покровом ночи тайком выносили гроб.
Разделавшись с малоприятным поручением, санитар Клод вернулся в павильон «А» и устроился в глубине коридора, по две стороны которого тянулись палаты.
Удобно расположившись в кресле, он вытащил из кармана книжку, как вдруг негромко звякнул звонок.
Клод поднялся, взглянул на табло.
— Номер 7 вызывает, — сказал он.
И добавил: