Пустой Трон (ЛП)

- Но в такой дождь, господин... - начал было он.

- Дождь был ниспослан Господом, дабы очистить меня, - заявил я.

- Аллилуйя, - отозвался он. Ну а что ещё он мог сказать?

Мы отвели Пенду к реке, там он макнул меня в воду, и я был крещен уже в третий раз. Я был слишком мал, чтобы помнить первый, но когда погиб мой старший брат и мой отец нарек меня Утредом, меня повторно окропили, на случай если Святой Петр не признает меня у небесных врат, окунув в бочку воды из Северного моря. Третье крещение прошло уже в студеных водах Сэферна, хотя прежде чем отец Пенда начал свой ритуал, он настоял на том, чтобы я встал на колени и исповедовался во всех грехах. Я уточнил, действительно ли он имел ввиду все мои грехи. Он с жаром кивнул, так что я начал с раннего детства, хотя, кажется, кража свежевзбитого масла была не из числа того, о чем ему хотелось услышать.

- Лорд Утред, - осторожно начал он, - ты ведь говорил мне, что воспитывался в христианской вере? Неужели ребенком ты не исповедовался в грехах?

- Я так и делал, отец, - смиренно ответил я.

- Тогда нам нет нужды вновь их выслушивать.

- Но я никогда не признавался в истории со святой водой, отец, - горестно протянул я.

- Святой водой? Ты, наверное, не пил её, да?

- Я помочился в неё, отец.

- Ты... - он запнулся, не в состоянии продолжать.

- Мы с братом устроили небольшое состязание, - пояснил я, - чтобы выяснить, кто выше пустит струю. Ты наверняка баловался в детстве так же, отец.

- Но никогда в святую воду!

- Я сожалею об этом грехе, отец.

- Это ужасно, но продолжай!

Итак, я рассказал ему обо всех женщинах, с которыми переспал, по крайней мере, о тех, на которых не был женат, и несмотря на дождь, отец Пенда требовал дополнительных деталей. Пару раз он даже завыл, особенно, когда я рассказывал о том, как вспахивал монашку, хотя я предусмотрительно не назвал имени Хильд.

- Кто она была? - требовательно спросил он.

- Я так и не узнал ее имени, - соврал я.

- Ты должен был узнать! Ответь мне!

- Я лишь хотел...

- Я знаю, какой грех ты совершил! - сурово заметил он и затем с искрой надежды спросил: - Она ещё жива?

- Я не знаю, отец, - невинно ответил я. В действительности Хильд находилась в полном здравии, кормя голодных, исцеляя больных и одевая нагих. - Думаю, её звали Уинфред, - ответил я, - но она так стонала, что было сложно различить её слова.

Он опять завыл, а потом вытаращил глаза, когда я признался в убийстве священников.

- Теперь я знаю, как сильно заблуждался, отец, - заявил я, - и что хуже, отец, я получал удовольствие от их смертей.

- Нет!

- Смерть брата Дженберта, - смиренно продолжал я, - доставила мне удовольствие, - я и правда наслаждался его смертью. Засранец организовал так, что меня отправили в рабство, и прикончить его было сплошной радостью, как и вбить отцу Цеолберту зубы в глотку. - И я нападал на священников, отец, на Цеолберта.

- Ты должен извиниться перед ним.

- О, отец, я так и сделаю. И я желал прикончить других священников, например, епископа Ассера.

Отец Пенда запнулся.

- С ним было бы нелегко справиться.

Я едва не рассмеялся.

- Но есть один грех, отец, лежащий самым тяжким грузом у меня на душе.

- Очередная женщина? - загорелся он.

- Нет, отец. Именно я, отец, обнаружил мощи Святого Освальда.

Он нахмурился.

- Это не грех!

Мне пришлось рассказать ему, как я подделал находку, спрятав кости там, где их могли найти впоследствии.

- Это просто кости с кладбища, отец. Я оторвал руку, чтобы труп походил на Святого Освальда.

Пенда задумался.

- Сад жены епископа, - сказал он, очевидно, имея в виду мрачную жену Вульфхеда, - страдал от нашествия слизняков. Она отослала Вульфхеду кусок прекрасного холста в качестве подарка для святого, и слизняки исчезли! Произошло чудо!

- Ты хочешь сказать... - начал я.

- Ты считал, что провел церковь, - с жаром прервал меня Пенда, - но рака сотворила чудеса! Слизняки были изгнаны! Думаю, Господь направил тебя к истинным мощам святого!

- Но у святого была лишь одна рука, - заметил я.

- Еще одно чудо! Хвала Господу! Ты был орудием в его руках, лорд Утред! Это знак свыше!

Он отпустил мне грехи, выклянчил очередное обещание дать ему золота и повёл к реке. Вода оказалась холодной, ужалив рану, как ледяной кинжал, но я терпеливо снес все молитвы и восславил пригвожденного бога, после того как отец Пенда глубоко окунул мою голову в ряску. Он проделал это три раза - первый за отца, второй за сына, а третий за святого духа.

Пенда был счастлив. Он свершил своё знаменитое обращение, призвав Финана и моего сына в свидетели и мои крестные отцы. Я взял большой серебряный крест Финана, повесив его себе на шею, и взамен отдал ему свой языческий молот. После этого я обнял за узкие плечи отца Пенду и, оставшись лишь в одной мокрой рубахе, повел его вверх по берегу реки к лачуге из ивняка, где мы спокойно побеседовали. Мы говорили лишь несколько минут. Сначала он не желал сообщать мне нужных сведений, но затем сдался моим уговорам.

- Отец, хочешь схлопотать нож меж ребер? - спросил я его.

- Но, господин... - начал он, но затем смолк.