Пустой Трон

Он сразу всё понял. Он не обрадовался, но я и не ожидал, что обрадуется. Он, вероятно, потеряет дом, амбар и еще много чего вокруг них, но взамен я дал ему достаточно золота, чтобы дважды всё восстановить. Лидулф, его визгливая жена, старший охромевший сын и восемь рабов жили в небольшом доме вместе с тремя дойными коровами, двумя козами, четырьмя свиньями и шелудивым псом, который рычал, когда кто-нибудь из нас подходил к очагу. Амбар наполовину рухнул, дерево сгнило, а на соломенной крыше выросла трава, но он подходил в качестве укрытия для лошадей, и места хватало, чтобы спрятать их от лазутчиков Эрдвульфа, которые видели, как животных провели через большую дверь и, вероятно, решили, что там с них сняли седла.

Мы расхаживали между двумя строениями. Я велел своим людям топать погромче, смеяться и снять кольчуги и шлемы. Некоторые помоложе с весельем и шутками начали бороться, а проигравших бросали в пруд с утками.

- Мы получаем от них яйца! - закричал мне Лидулф.

- Яйца?

- Утиные яйца! - он очень гордился своими утиными яйцами. - Мне нравятся утиные яйца. Зубов-то не осталось, видишь? Не могу есть мясо и ем утиные яйца. И похлебку.

Я позаботился о том, чтобы Стиорра, Эльфвинн и Этельстан наблюдали за борцовскими поединками. Беадвульф, который мог проскользнуть через леса словно призрак, рассказал, что два воина Эрдвульфа рассматривают их из-за деревьев.

- Я мог бы вытащить из их ножен мечи, и они бы об этом не догадались, господин.

Трое других лазутчиков сообщили, что сам Эрдвульф находится в двух милях к северу от нас. Он остановился, как только его лазутчики донесли, что мы нашли на ночь приют.

- Ты был прав, господин, - в сумерках к дому вернулся Эдрик, один из моих датчан, умеющий столь же ловко прятаться, как и Беадвульф.

- Они поделились на две группы - большую и меньшую.

- Сколько?

- С Эрдвульфом тридцать четыре, господин.

- Остальные отказались?

- Выглядят несчастными, господин.

- Тридцати четырех достаточно, - сказал я.

- Достаточно для чего? - спросила меня дочь.

Мы находились в доме. Два воина, что вымокли в утином пруду, сушили свою одежду у очага, в который мы подбросили свежих дров, так что теперь ярко сверкало пламя.

- Достаточно, - объяснил я, - чтобы сжечь дом.

Прошли годы с тех пор, как я видел горящие дома, но несколько человек могут убить многих, если сделают это ночью, и я был уверен, что именно это и планировал Эрдвульф. Он подождет до глубокой ночи, до самых темных часов, а потом принесет угли в глиняном горшке. Основная часть его людей будет ждать снаружи, у двери в дом, а несколько человек зайдут с южной стороны и раздуют угольки. А потом подпалят солому. Даже сырая солома загорится, если разжечь достаточно сильное пламя, а как только она вспыхнет, огонь быстро распространится, заполнив дом дымом и паникой. Люди побегут к двери и натолкнутся на ожидающие их мечи и копья. Те, что останутся внутри, сгорят заживо, когда дом рухнет, а огромные балки упадут. Конечно, он рисковал, что Эльфвинн погибнет в пожаре, но, должно быть, рассчитывал, что мы первым делом будем спасать девиц, и они прямиком попадут в его руки. Ему пришлось рискнуть, потому что эта темная ночь была его единственной возможностью. Как проигравший в кости, он рисковал всем в одном броске.

- Молись, - сказал я Этельфлед.

- Я всегда молюсь, - едко заметила она.

- Молись, чтобы было темно, - с пылом продолжал я, - очень темно. Совершенно темно. Молись, чтобы луну закрыли облака.

Я заставил людей петь, кричать и смеяться. Кроме трех спрятавшихся на краю леса лазутчиков, все были в доме и одеты в кольчуги, шлемы и со щитами, яркое пламя отражалось от металла наконечников копий и умбонов щитов. Они продолжали петь и когда опустилась ночь, а шелудивый пес подвывал мелодиям. И когда появившиеся облака, о которых я молился, закрыли луну, когда ночь стала так темна, как и желания Эрдвульфа, я велел воинам выходить мелкими группами. Они подходили к амбару, брали лошадей и вели их к югу. Я приказал им вести себя тихо, но мне показалось, что каждая группа производила столько же шума, как пьяница, ковыляющий на нетвердых ногах по улице в полночь, хотя, без сомнения, для людей Эрдвульфа, которые, как сообщили мои лазутчики, собрались в северном лесу, в этих звуках было мало смысла. Я вышел с Этельфлед и девушками, что находились под защитой Финана и четырех воинов, мы нашли оседланных лошадей и повели их за поводья, пока не смогли взобраться в седла и отправиться на юг, под укрытие букового леса. Ситрик с полудюжиной человек увел в ночь Лидулфа, его жену и прислугу. Старуха визгливо жаловалась, но этот шум утонул в хриплом пении оставшихся в доме людей.

Наконец, петь осталась только дюжина человек под командованием моего сына. В конце концов и они ушли, закрыв большие двери дома и направившись к амбару, где нашли последних лошадей. Они по-прежнему пели. Настала глубокая ночь, когда все песни утихли. Я надеялся создать у прислушивающихся людей Эрдвульфа впечатление о пьянстве внутри дома, о ночи, полной криков и пения, эля и смеха. О ночи убийств.