Пустошь, что зовется миром

Теперь ему только нужно доставить инфокарту в межзвездную почту и найти пилота «Осколка» или просто «Осколок», чтобы попытаться поговорить с…

Значит, ему предстоит вернуться в космопорт Сокровенной области. В этот момент пустота в его желудке обратилась в жуткое бурление. Он не хотел туда. Космопорт в Сокровенной области – место, где он был, когда случился сход поезда с рельсов в метро. Звуки сирен, паника, все знают, что нужно делать, а он – нет. Невозможность добраться до дома, взрывные устройства… Пять Агат так до сих пор и не сообщила ему, было ли там на самом деле взрывное устройство вроде того, что убило женщину в Беллтауне, и случилось ли это происшествие из-за него, не пытался ли кто-то его убить.

Он пребывал в ужасе еще до того, как состав сошел с рельсов. Даже если никто не пытался его убить, он может умереть сам по себе, если и дальше будет чувствовать себя столь унизительно ничтожным.

Но ему необходимо вернуться туда. Никто другой за него это не сделает. А он не знал, где еще, кроме как в космопорте Сокровенной области, можно найти «Осколок» или киоск министерства информации, чтобы отправить императорское послание по системе внутренних гиперврат. Возникло ощущение, будто его желудок ползет к горлу.

«Вот же гребаные звезды!» – чуть не криком вырвалось из него, впервые в жизни произнес он нецензурное слово, как взрослый. А потом его вырвало. Он отвернул голову от инфокарты, чтобы на нее не попало.

* * *

– Нет-нет, я жив, Мальва, – сказал Двадцать Цикада, его голос звучал едва различимо через хрипы и помехи. Три Саргасс подалась поближе к консоли связи, словно это могло что-то изменить, да она и сама понимала, что ничем не поможет. – Пока жив. Пытаюсь понять, что меня прикончит – жара или эти когти, – ты не волнуйся, охоту на меня никто не объявлял, я… гммм, я заложник, который говорит или рисует как минимум. Долго я с тобой говорить не могу. Их не особо интересуют наши немузыкальные ротовые звуки, а ты всех певцов забрала на корабль.

– Не говори со мной, – сказала Девять Гибискус. – Говори с ними. И не умирай. Эта линия открыта, я пошлю за тобой «Осколки»…

– Если бы мне были нужны «Осколки», то я ко времени их прибытия был бы уже мертв. Стой. Они, кажется, рисуют фракталы. Или… мицелий…

Снова помехи. И молчание.

В это молчание Три Саргасс со всей порочной шутливостью, которую сумела собрать в себе, сказала:

– Ну, видите? Все еще говорит. Лично я считаю, что мы должны дождаться официальной команды императора, прежде чем бить по ним кулаком. Вы же сами знаете, что, как только начнете атаку на планетарную систему, Двадцать Цикада умрет на Пелоа. Ради чего, яотлек? Какую жертву вы приносите?

Девять Гибискус медленно повернулась к ней – это движение было более угрожающим, чем было бы быстро катящееся на нее колесо. «Так вот почему грузик для колеса, – подумала Три Саргасс, – теперь понятно». Только бы никто не заметил, что она вот-вот впадет в истерику. Истерика должна была случиться после переговоров!

– Я уже послала запрос на подтверждение императору, уполномоченный. Нет смысла повторять этот аргумент.

– Конечно, – ответила Три Саргасс. «Легче, спокойно!» Затем она повернулась в своем треугольнике лицом к Дарцу Тарацу. – Скажите нам, советник, – проговорила она, роняя уровень официоза и придавая своему голосу злобно-скучающее выражение: поэт, которому при дворе приходится разговаривать с кем-то малограмотным. – Каким образом, по вашему мнению, посол Дзмаре может быть в ответе за ваше, скажем так, неожиданное явление? Насколько мне известно – а я была вместе с послом с того времени, как вы любезно позволили мне приостановить ее заслуженный отпуск, – она не сделала ничего иного, кроме соучастия во всеобщих попытках минимизировать потери и пролить свет на этот беспросветный конфликт. Что, вы там сказали, она не смогла сделать? Связаться с вами? Советник, да когда у нее было на это время?

Все эти переговоры напоминали старую-престарую голодраму по метафорическому сюжету с Девять Гибискус, заменяющей императора, и мостиком, заменяющим сверкающие своды Дворца-Земля… И да, она же упустила из виду Город, впервые за долгое время и подчеркнуто.

Это было мастерское небольшое представление, если только Три Саргасс могла оценивать собственные риторические способности. Ей понравилось «пролить свет на этот беспросветный конфликт» – хорошая перефразировка Одиннадцать Станка, и кто-нибудь наверняка оценит аллюзию. Впрочем, может быть, оценит только она сама.