Пустошь (СИ)

========== Пролог. ==========

Вряд ли коридор городской больницы был местом для молодого человека. Здесь странно было видеть парня девятнадцати лет, как странно было бы наблюдать засохший цветок посреди пышущей клумбы. В монохромно-сером мире городской больницы черноволосый юноша казался чужим. Эта атмосфера всеобщей подавленности, тяжести и предчувствия ещё не отравила его полностью: в его чёрных глазах теплился огонёк надежды, его тело было всё ещё молодым и сильным, в то время, как тела остальных вокруг уже подёрнулись первыми признаками старости или же болезни.

…Шуршание бумаги. Чьи-то шаги, несмолкающие трели телефонов, громкий, искажённый динамиками женский голос, сообщающий о том, что какого-то доктора ожидают в палате. Кажется, она назвала его фамилию. Казуки? Катсуро? Или…

Саске раздражённо закусил нижнюю губу. Фамилия… да какая разница, какая она могло быть у совершенно незнакомого человека? С чего бы ему интересоваться таким пустяком? И вообще… вся эта затея с больницей – сущий бред.

Ему не хотелось сидеть в этом стерильном бледно-голубом коридоре, ему не хотелось слушать, как сидящие рядом девушки обсуждали свою «страшную болезнь», которой на проверку оказалась простая простуда. Ему не хотелось быть здесь.

Больницы всегда казались ему местом, куда люди приходят совсем не для того, чтобы избавиться от своих недугов. Напротив, они упиваются ими, не желая расставаться, холя и лелея их, чтобы те цвели и разрастались.

Это придаёт смысл их жизни. Недуги для многих являются благодатной почвой для бесед с друзьями. Разговоры о собственных болячках могут заполнить неловкие паузы в общении. Действительно, ведь каждый из нас хоть чуточку болен. А если так, то каждый из нас хочет быть услышанным.

Каждый хочет рассказать свою печальную историю болезни, будь то даже просто больной зуб.

Учиха мрачно усмехнулся своим мыслям, но тут же поморщился: ещё не прошедшая головная боль давала о себе знать.

– Да вы что?! – деланно взволнованно воскликнула сидящая напротив пожилая женщина, привлекая его внимание.

Собеседником той дамы оказался полный, страдающий одышкой мужчина. Его серый деловой костюм был ему слегка маловат, и бедняга то и дело оттягивал ворот тесной рубашки, вытягивая заплывшую жиром шею. Его кожа была красной и влажной, словно он находился под палящим солнцем, а не в хорошо охлаждаемом кондиционером зале ожидания.

Саске позабавило то, как говорил этот незнакомец. На его рыхлом лице была написана такая скорбь, будто жить ему осталось максимум две недели.

Полный щенячьей грусти взгляд мужчины был устремлён на внимательно слушающую женщину. Её слегка вытянутое и подавшееся вперёд тело, маска внимания на лице, живо напомнили Учихе затаившуюся кобру. Кобра ждала, пока её жертва выговорится и тогда она нанесёт удар: всадит свои клыки поглубже в его толстую шею и пустит яд, начиная уже свою историю болезни.

– Я взял тебе зелёный чай. Не думаю, что кофе ослабит головную боль.

Сдержанный, слегка извиняющийся, но не терпящий отказов голос мог принадлежать только одному человеку: его брату, Итачи.

Саске молча кивнул, принимая тёплый стаканчик из рук парня, и поднёс к губам, ощущая, как от приторного запаха чая начинает першить где-то в горле.

– Они долго, – вновь подал голос Итачи, садясь рядом на пустующий стул.

– Я говорил, что нет смысла сюда ехать, – фыркнул Саске, всё так же принюхиваясь к чаю. Пить его не хотелось совершенно, но тепло, исходящее от напитка, приятно грело замёрзшие руки. – Дал бы мне таблетку, и дело с концом.

– Твоя голова болит уже вторую неделю не переставая. Это ненормально.

– Это нормально, если учесть с каким занудой мне приходится жить. И она уже не болит, – отрезал парень, ставя стаканчик на пол и поднимаясь.

В затылок кольнуло, но Учиха попытался не морщиться. Итачи и без того возомнил себя гуру медицины, а подтверждать его слова лишний раз очень уж не хотелось.

– Ты куда? – удивлённо спросил брат, даже привставая со стула.

– Сбегаю, – усмехнулся Саске, быстрым шагом направляясь к автомату с напитками. Он терпеть не мог, когда брат начинал играть в чрезмерную заботу. Как будто ему есть дело до простой головной боли.

Саске остановился у автомата, пробегаясь взглядом по названиям напитков. Кофе, кофе, до смерти хотелось кофе, а не того безвкусного пойла, которое брат называл «чаем».

Не то чтобы у них были плохие отношения. Когда-то их можно было назвать друзьями, но потом… Это было похоже на невидимую преграду, которая внезапно опустилась между ними. Они не ругались, они не били друг другу рожи за какую-то девушку, как это обычно бывает у братьев.

Просто стали чужими. У Итачи появилось много других дел, кроме непутёвого младшего брата. И, к затаённой зависти последнего, парень преуспевал в этих своих начинаниях. Он был лучшим. У него получалось всё, за что он брался. Иногда Саске казалось, что будь его брат даже самым заурядным дворником, то дорожки, подметённые им, были бы намного чище, чем дорожки других.