Любое определенное утверждение о реальности ошибочно, потому что оно — добавление или подделка таковости, о которой не получится сказать ничего, кроме того, что она такая, какая есть. Поэтому Нагарджуна не занимал никакой позиции и был свободен от ошибки. Свободный от концепций, предубеждений, философских теорий, повседневных фантазий, генерирующих разномастные проблемы, он мог смотреть на реальность в ее таковости, выходящей за пределы всяких названий, теорий, оценок и следующих за ними ожиданий.
Противоядием к перепроизводству концепций и оценок реальности, приводящих к проблемам, согласно буддийской философии, является метод Срединного пути, он позволяет различить неадекватность и противоречивость наших концепций и, главное, видеть реальность такой, какой она является, без очков тех самых концепций. А реальность пуста. Если заметить пустоту реальности, все проблемы решаются сами, они больше не бросают в реальности якорь, благодаря которому могут оставаться на месте. Тогда свобода от проблем становится свободой для радости, более ничем не ограниченной. И прежде чем вы позволите, чтобы со словом пустота стали ассоциироваться негативные фантазии, какие приписывает ей наша культура, поразвлекайтесь — в чулках или без них — пустотой в следующих главах.
2. Как безнаказанно ломать мебель, или Пустота объекта
Внешние явления, такие как форма и т. д., пусты — лишены собственной природы. Поскольку сутью формы является пустота, то форма пуста — лишена собственной природы формы.
Стол с выломанными ножками — это не только трудно произнести, но и непросто понять. Смею утверждать, труднее понять, чем вымолвить. Ведь что нам остается после акта вандализма — отламывания ножек стола? Ответ кажется банально простым: стол без ножек. Но на самом ли деле это стол? Или только столешница? Ну, конечно, скорее столешница и ничего больше. Вот здесь, дорогой читатель, мы вместе испытываем первый трудный момент: это философское открытие может побудить тебя или потребовать возврата денег за эту книгу, или, если ты богат, просто ее выкинуть… При этом я еще беспардонно требую, чтобы ты сейчас же ответил, куда девался стол после отламывания ножек.
Перед отламыванием у нас был стол с ножками, а после — мнимый стол без ножек, оказавшийся столешницей. Перед отламыванием был стол с ножками и столешницей, а после — только столешница без стола. А куда делся стол? Ведь он был тут еще минуту назад, до того, как мы дали волю ненависти к мебели.
Давайте еще раз. Что было в начале? Был стол, имеющий четыре ножки и столешницу. Следовательно, у нас шесть вещей: столешница, четыре ножки и стол. Однако после отламывания мы уже не можем досчитаться всех элементов — с одной стороны лежат четыре ножки, с другой — столешница, а третьей стороны, где должен лежать стол, ничего нет. Мы не хотели истреблять стол, а только выломали у него ножки, но вот стола прямо сейчас уже нет. Так был ли он за минуту до этого? Может, лучше сказать: мы выломали ножки из столешницы, и никаких хлопот? Но ведь ножки не являются частью столешницы, не принадлежат ей, поэтому выломать их из столешницы невозможно. Вы с этим не согласны? Чем же отличается просто столешница от столешницы без ножек? Если они идентичны, какой смысл имеет выражение о столешнице без ножек, ведь она по определению ножек не имеет? У стола ножки есть, а у столешницы нет, потому что столешница — плоская доска. Но тогда где же стол? А если от стола оторвать столешницу, то у нас, должно быть, останется стол без столешницы. Или, если пойти еще дальше, то есть отломать у стола ножки и оторвать столешницу, видимо, будет стол, только без ножек и столешницы.
«Это все философское мудрствование, — скажете вы, — философы самые простые вещи делают сложными! Ведь стол — вот он! Стоит здесь, и даже ребенок может на него показать пальцем! Вся эта философия — просто причуды, а стол — это стол, и все тут».