Пустота Волопаса

И Македонов согласился. Потому что ему нужны были деньги. Хотя бы какие-то деньги, чтобы положить их в кошелек и носить там, и иногда доставать, расплачиваясь в магазинах, а не брать из холодильника купленные Варей продукты, делая вид, что это современный вариант скатерти-самобранки.

4

Да это ведь дождь
Начался там, вдалеке!
А я-то думал,
Просто туман спустился
С гребня горы Судзука …

– Красиво, – сказала Варя.

– Только это не хокку.

– Какая разница.

– Разница в количестве строчек и слогов. Форма другая, вот какая разница.

– Тебе что заказали сделать? – спросила Варя, глядя на него как на маленького несмышленого ребенка. – Написать короткие текстики в прозе. В прозе, понимаешь? Там нет никаких слогов и строчек. То есть, конечно, есть, – сбилась она, – но уже в другом смысле.

Македонов посмотрел на нее внимательным взглядом.

– Но оригинал-то будет не хокку, – неуверенно сказал он.

– Ты что, идиот? – спросила Варя.

– Не знаю, – честно ответил Македонов. – Вага сказал…

– Ваге вообще наплевать, что ты возьмешь и откуда. Я ему детские книжки иллюстрирую, ты в курсе. Знаешь, как они детскую литературу печатают? Берут исходник на бесплатном сайте, лишь бы не платить ни цента, не сверяя его ни с чем, проходятся корректором – и вперед, в типографию. А ты хочешь, чтобы он сличал твои хокку.

– Я не хочу как раз таки…

– Короче, ты меня слышал, бери любые тексты, лишь бы японские были.

– А можно я возьму «Охоту на овец» Мураками?

– Бери, только ужми до коротенького рассказа на полстранички.

Македонов кивнул и стал одеваться.

– В библиотеку? – спросила Варя.

– Нет, так. Просто пойду прошвырнусь. Может, устаканятся мысли в голове.

На пороге он обернулся.

– Слушай, а где это место, ты случайно не знаешь? Гора Судзука. Мы там с тобой случайно не были неподалеку?

– Не знаю. Погугли.

– Не хочу, – сказал Македонов. – Лучше буду думать, что я поднимался по ее склону. Так интереснее.

Он обнял Варю сзади и хотел поцеловать, но она мягко высвободилась и накрыла его губы пальцами, как будто призывая к тишине.

– Не сейчас, ладно?

– Ладно, – сказал Македонов.

«Интересно, это уже дождь или пока еще только туман?» – думал он, спускаясь по лестнице, и часто моргал, пытаясь прогнать с сетчатки глаз такое близкое лицо Вари с едва заметно выступающими скулами.

5

В такую грозу обычно не летают самолеты, а магазины и кафе аэропортов переполнены людьми, ожидающими вылета. Они устали от вынужденного соседства, с них течет пот, запах которого все больше переполняет закутки возле выходов на посадку. Это похоже на коровник или телятник, куда загнали скотину после выпаса, и теперь она толпится в проходе, ожидая, пока откроют дверцы загонов. Люди сидят на полу и на собственных чемоданах, счастливчики оседлали немногочисленные стулья возле кафешек, им повезло, если, конечно, несколько часов, проведенных на стуле, можно назвать везением.

Диспетчер время от времени объявляет, что самолет еще даже не прилетел, потому что молнии не дают ему сесть, и он кружит, как горный орел над водой и сушей, ожидая разрешения на посадку. Про горного орла диспетчер, разумеется, не говорит, это уже пассажиры додумывают сами. Диспетчер не умеет и не имеет права мыслить образно, для него самолет – это механизм с бортовым номером и местом в расписании полетов. Про орлов и людей диспетчер не думает никогда. Люди медленно преют, вдыхая испарения друг друга, вбирая в себя чужой страх опоздать, чужие бешенство и бессилие, чужие опустошенность и тревогу, чужое безразличие к чужой опустошенности и тревоге. Безразличие почти не имеет запаха, разве что его можно назвать несколько скомканным и затхлым, как воздух в комнате, которую давно не проветривали.

Македонов теперь, сидя под деревом и считая, сколько прошло секунд между вспышками молний и раскатами грома, вспомнил, как он несколько лет назад сидел вот так в аэропорту во время грозы, это было… неважно, прошло достаточно мало времени для того, чтобы он забыл подробности того ужасного дня. Стоило закрыть глаза, и Македонов видел все так, словно это произошло вчера. Он хотел успеть повидать одну девушку по имени… и это тоже неважно, имя теперь уже не играло роли, фантомы вообще лучше не называть по имени, Македонов как всякий человек, имеющий дело с текстом, был суеверен, произнесенное слово обладает силой, часто магической и непонятной. «Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется». Это точно, точно и гениально. «Гениально, это когда точно про незримое и, может, даже несуществующее», – подумал Антон.