Пустоцвет. Танцующие в огне

Отец кивнул. Он понял, Сташи не избавилась от безумного начала. Да, пожалуй, и не сможет. Но обликом, разумом начинала походить на предков, помнящих кодексы. Не на жалких, страдающих беспамятством и слепой жаждой уцелевших собратьев, нет. На тех, далеких, имена которых почти забыты. Благодаря усилиям Левату, дочь изменялась. Он был доволен результатом. Хотя вампира и беспокоили сомнения дочери. Заслуги матери бесспорны, но она вносила ненужные эмоции и путала девочку. Сташи вампир и останется им. Но только человеческая часть позволит ей выжить. Отцу так казалось. Ничего иного замечать он не желал.

— Иди. Ночь коротка.

Его рука скользнула по плечу девушки, и мужчина нырнул вниз, сквозь тьму, на лету воплотившись в летучую мышь.

8 глава

Левату задремала. Хотелось уснуть, но она помнила: скоро явится дочь. Старшие дети далеко. Сын и дочь в другой жизни пытались забыть странное детство, и мать навещали редко.

А Сташи…эта приходила часто. В сумерках или ночью. Чем старше становилась девочка, тем меньше времени проводила на свету. Левату поежилась. Нет, ребенок с рождения свет не переносил. Сумрак, ночь, туманы, дождливые пасмурные будни были наполнены активностью, но яркое солнце заставляло Сташи забиваться в самый темный угол. Когда ей исполнилось девять, отец забрал в свое жилище. Гнездо. Но и после, в течение нескольких лет, каждую ночь приводил и уводил. Ничего удивительного, что старшие дети рвались покинуть дом.

Потом дочь выросла. Высокая, худая почти до изнеможения, с такой завораживающей, одновременно отталкивающей и привлекательной внешностью. Темные глаза, волосы. Эти ужасные пунцовые губы и бледное лицо.

Если только удавалось забыть, хотя бы на мгновенье, что под человеческой оболочкой чудовище, Левату видела ребенка, умного и яростного. Понимала, что уже никогда не откажется от дочери. Гордилась тем, чего сумела добиться от нее. Сташи думала и училась. Каких трудов стоило объяснить, что люди не мясо, не пища. Девочка временами пыталась понять, почему не может быть кем-то одним, человеком или вампиром. Левату с содроганием вспоминала ее вены, разрезанные ножом и срастающиеся на глазах. Вспоротые из любопытства. Она не знала, кем считать дочь — существом со странными привычками или вампиром из древних преданий. Но кому судить? Слишком хорошо помнила, какова бывает человеческая жестокость. Холодная, тупая и беспощадная.

— Ма?

Левату вздрогнула и открыла глаза. Младшая стояла у порога.

— Можно? — Сташи всегда спрашивала. Она могла войти и без приглашения, в отличие от отца, но все равно просила разрешения.

— Конечно, — женщина сонно потянулась. Накинула шаль на плечи, встала и подошла к дочери. Привычным жестом убрала с ее лица прядь волос. Затем дотронулась до прохладных щек.

— Ты сыта?

— Да. Я оставила деньги, мам. Из-за голода пришлось выпить больше, чем обычно. Я попала в беду и немного пострадала. Распорола кожу на солнце, много вылилось крови. Зря говорю, это неприятно?

Мать провела ладонями по бледному лицу и ответила:

— Юность и глупость идут рука об руку. Ирик? С ним поспорила? Не верь ни единому слову вампира. Он ненавидит за то, что растешь. Ты, наверное, спала с ним? Это тоже причина неприязни. Лакасу никогда не сможет дать то, что с легкостью подарила ты. Я говорила и раньше, но зов оказался сильнее. Двадцать четыре года. Ты давно не ребенок. Хорошо, что осталась жива. Но спасла случайность, а не осторожность. Почему не подумала о последствиях своих поступков?

— Клаас рассказал о деньгах, но отец не ругал меня. Значит, поступаю правильно, делая так?

— У тебя есть мозги, думай, — сказала Левату сухо. Сташи нахмурилась. Она была вспыльчива и легко приходила в бешенство.

— Мама, есть не такие как ты? И не такие как отец?

— Может быть, — женщина хмыкнула, — когда-то я не верила, что вампиры существуют. Ошибалась, как видишь.

Сташи задумчиво кивнула. Левату села в плетеное кресло, а девушка примостилась у ног. Мать взяла гребень и начала приводить в порядок волосы дочери. Та закрыла глаза, прислонилась спиной к коленям Левату. Было хорошо. Сташи не могла подобрать слов, но знала, ощущение это почти такое же приятное как утоление голода. Человеческая потребность в касаниях?

— Если бы я стала как ты, что случилось бы? — Тихо спросила она. Оцепенение, в которое приводила ласка матери не вызывало неудобства. Сташи часами могла не шевелиться, не менять позы. Ее кровь не застаивалась, и руки не немели.

— Вышла бы замуж. Родила детей, — с трудом удержавшись от зевка, Левату отложила гребень в сторону и попыталась сосредоточиться. Девушка задумалась, потом вздохнула и сказала: