Пустые головы

Молчание. Непонятно было, от чего: то ли от угаданного червячка в мозгу доктора, то ли от его не предполагавшегося ранее наличия. Антон надавил посильнее… Не рукой – вопросом:

– Или девка такая сладкая, что о деньгах даже думать не хочется?

– Это нетактичный вопрос, – только и придумал, что сказать на это доктор, будучи снова испуганным и максимально осторожным в высказываниях насчёт дамы.

– Ладно. Расслабься, док. Во сколько у вас стрелка?

– С кем?

– С любовницей! С кем… Свидание когда?

– Антон, перестань! – джентльменская решительность была озвучена весьма истерично. – Я тебя прошу…

– О чём?

– …Она здесь не причём! – вторым и главным смыслом этого возгласа было «Я здесь не причём!».

– Успокойся, док. Раз ты приехал, значит и она придёт. Поворачивай обратно, вези меня назад. И тогда всё – можешь быть свободен. Ты мне больше сегодня не понадобишься.

– Нет! – Томас опять справился с волнением.

– Что значит нет?

– Нет! Не поедешь ты туда…

– Ах ты!..

Антон снова попробовал придушить доктора, но теперь тот стал откровенно сопротивляться. Завозились. Водитель вертелся, пытаясь выскользнуть-вырваться, изгибался и упирался – то в педаль газа, то в педаль тормоза. Машина с коробкой-автоматом дёргалась и виляла недолго. Резко припустив и забрав влево, она правым крылом вскользь прошлась по впереди идущему бамперу, врезалась в отбойник, разделявший встречные полосы и остаточным заносом развернулась под небольшим углом почти против движения – так, что лобовая и левая боковая, водительская, сторона стали встречными для идущих сзади машин.

Последнее, что, перед тем как выскочить, видел Малой – это был тяжёлый грузовик с многометровым капотом впереди кабины. Последнее, что он слышал, когда уже выпрыгнул подальше от дороги и поближе к бордюру на разделительной полосе, – это был предсмертный резиновый визг резко и однозвучно смятой, словно фольга с растаявшей шоколадкой, машины доктора, протаскиваемой ещё с полсотни метров людоедскими колёсами дизельного монстра.

Когда всё закончилось и стихло, Антон обнаружил себя сидящим на асфальте с отсутствием каких бы то ни было признаков каких бы то ни было травм. Вообще ничего! «В рубашке родился…» Одна неприятность – одежду теперь придётся чистить…

Успев упрекнуть себя за неуместную мелочность – шоковую, очевидно, – он подбежал – даже не прихрамывая! – к эпицентру… Эпицентру чего?

Трагедии, как оказалось. Прибывшие спасатели вскрыли своим «консервным ножом» жестянку и достали то, что было до аварии доктором.

Антон даже не мог дать себе отчёта в том, что сам факт гибели как таковой его совершенно не трогал. Он с поистине маниакальным упрямством судорожно стал протискиваться сквозь гущу спецов в униформе. Он расталкивал и материл не стесняясь тех, кто его удерживал, предполагая его шоковое состояние. Он, наконец, вырвался из цепких рук бывалых медиков из скорой помощи, но увидеть то, что хотел и на что невольно – подсознательно уже – рассчитывал, так и не успел. Он даже уколом транквилизатора не был избавлен от постигшего его враз ощущения фатальной и непоправимой теперь недостачи чего-то в жизни. Он скрипел зубами от злости и слабости – он хотел и не смог посмотреть внутрь головы доктора Томаса. И теперь никогда так и не сможет узнать, был у того мозг под черепом или нет!

Глава 17

После скандала в семье – первого настоящего по ощущениям, по «всё пропало!» – Диана проснулась во вчерашнем состоянии. Опустошённость давешнего вечера не удалось выспать… Да и как? Сна-то как такового не было. Приливами накатывало забытье. Дрожащими отливами – возвращение в явь. Наконец, как положено нервной ночью, стали терзать навязчивые вопросы: «А что, собственно, произошло? С чего меня так разбередила мужнина пьянка? Она ему по жизни мешает? – Нет! – Мне мешает? – Одному только моему моральному женскому эгоизму, пониманию, что мужу и без меня бывает неплохо… Материальная сторона ведь вовсе не страдает. Тогда что? Почему не спится?»

Проводя так минуты, потом часы в отнюдь не истерическом – развлекательном даже! – самокопании, Диана сумела детально восстановить вчерашний разговор… вернее, свою даже в истерике связную речь и несвязное даже в старании мычание мужа… и снова ощутила ту же, что и вчера, щемящую боль от одного только припоминания своего вопля о том, что не только «всё вокруг, но и она сама тут принадлежит Кире», с намёком – уловил ли по пьяни? нет, наверное – и на его собственную принадлежность благодетелю-папе.

Вот он, корень невроза! Словно бы всевышний для озарения Дианы заставил сначала её же уста раскрыться и озвучить неуловимую и неудобную истину. Значит любит её Бог, раз даёт понимание пусть даже таким способом…