Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 6 (с иллюстрациями) (ЛП)

Я был слеп; лишь сейчас я вижу, что есть «правильно». Мне плевать, если я ни на что не способен. Мне плевать, если я стану просто обузой. Я все равно хочу быть с тобой. Я понимаю, что именно этого я хочу, что именно к этому я должен был стремиться… а я!

Мое желание будет раздавлено вот так?

Не делайте из меня идиота!

Стиснув зубы, я с трудом поднимаюсь на ноги.

Мне нельзя вот так проигрывать. Мне нельзя умереть здесь. Ближайший полицейский участок, кажется, прямо за углом. Я должен добраться туда.

Шатаясь, я иду через толпу, с меня капает кровь. Никто даже не пытается мне помочь. Все до единого стараются держаться от меня подальше. Я не смог изменить равнодушие этого мира.

Я пожинаю то, что посеял?

Я пытаюсь смеяться, но не могу. Быстро же я дошел до предела. Не могу больше двигать ноги; мое сознание постепенно уплывает. Мир вокруг меня начинает крутиться.

Здесь все и закончится.

Я без сил оседаю на землю.

Потом я думаю:

Если кто и может меня сейчас спасти, то лишь она – живое воплощение надежды.

Эпилог

– Омине! Ты как?! – кричу я, подхватывая его.

– …Ая? – шепчет он и закрывает глаза.

Его серый пиджак весь в крови. Его рана глубже, чем у Кирино, а у меня при себе никаких средств первой помощи.

Я сразу вижу, что ему уже не помочь.

Я не случайно на него наткнулась. Мне некуда было идти, поэтому я шла за Омине. Никакого особого смысла в этом не было; он один раз дал мне возможность сделать мое «Ущербное блаженство» безущербным, и я надеялась, что вдруг он подарит мне еще шанс. Абсурдно. Наивно.

И когда он прошептал «ты все-таки пришла», я решила, что он заметил, что я держалась за ним.

Но нет, я уверена, что дело не в этом. Он, похоже, по-прежнему видит во мне воплощение надежды, хоть у него и нет больше «шкатулки».

Я этим очень горжусь, но в то же время меня страшно раздражает, что я не могу оправдать его ожиданий.

– Держись, я сейчас вызову «скорую». Постарайся не потерять сознания, – поспешно говорю я ему, отлично понимая, что, возможно, уже поздно.

Превозмогая боль, Омине медленно произносит:

– Дай… воспользуюсь…

– Что? Что ты хочешь сказать?

Выплескивая остатки сил, Омине называет единственное средство, способное его спасти.

–   Д а й   в о с п о л ь з у ю с ь   «У щ е р б н ы м   б л а ж е н с т в о м»!

Стереть мои воспоминания о Кадзуки Хосино.

Вот что значит – использовать «Ущербное блаженство» на Омине.

Нет, я по-прежнему не могу сказать, что меня это устраивает. Даже после того, как я увидела, во что он превратился. Та практически вечность, которую мы провели вместе, правит моим сердцем, хочу я этого или нет. Да, правит. Кадзуки глубоко укоренился в человеческой части моего сердца. Он везде, удалить его невозможно.

Забыв Кадзуки, я никогда уже не буду прежней. Я стану существом похожим, но другим – с тем же телом и с той же целью.

Бросать саму себя страшно.

Эх… почему я ничего не предпринимала, пока все не зашло так далеко? Почему я не обрубила связи с Кадзуки сразу же?