Пустыня

Если ты любила кошек, ты будешь отшвыривать их ногами. Если ты не любила кошек, ты заведешь себе одну.

Если у тебя был хомячок, он сдохнет. Если у тебя не было хомячка, ты будешь с тоской поглядывать на клетку на подоконнике.

Если у тебя были аквариумные рыбки, они засохнут вместе с цветами и камнями. Если у тебя не было аквариумных рыбок, можно считать, тебе ещё повезло.

Если у тебя была подруга, окажется, её у тебя не было. Если у тебя не было подруги, тебя обманет посторонняя женщина.

Если ты была дружна с мамой, мама будет плакать по ночам. Если ты не была дружна с мамой, мама будет плакать по ночам.

Если ты любила своего отца, ты с ужасом спросишь себя: а что, раз мой отец — тоже мужчина? Если ты не любила своего отца, ты перестанешь его уважать.

Тебя устраивает? Тебе необходимо?

Только не говори, что у тебя не было оружия. Оружие тебе дали. Тебе решать, пользоваться или нет.

Но я верю, что ты воспользуешься. Ведь теперь ты знаешь. Какой он коварный. Божья коровка — ты думала, она безобидная, маленькая и аккуратная, можно приколоть на берет, украсить прическу? Оказалась ядовита.

Тварюга. Я ненавижу.

Мужчина не воскресает и не рождается заново, когда умирает. Потому что лишён души, как и все другие предметы материального мира.

Мантра, священный узел суры и катехизис. Я желаю тебе и себе тоже, как благословения, вспомнить священную, кристальную, омытую кровью истину: мужчина тварюга. Когда в следующий раз ты увидишь его. Вспомни! Я кричу нам обеим сквозь время и расстояние, но я не знаю, подействует ли.

Он ведь хитрый и бессовестный. У него достанет терпения выследить тебя на твоих путях. Он способен долго красться, чтобы впрыснуть в тебя свою слюну, а потом, когда она тебя переварит изнутри (ему даже не обязательно делать что-то ещё, достаточно подождать), выпить. Присосётся и будет хлебать, а потом отойдет и закурит, зевнет, сплюнет. Когда сытый, ты не нужна.

Потом, конечно, он снова проголодается. Но к тому моменту от тебя останется одна оболочка. А вокруг будет много полных, тугих, глупых, восхитительных виноградин.

Но сперва он будет сама лучезарность. И он подкрадется к тебе…

Никто не знает, когда это произойдет. Может совпасть в любой момент. Самая большая опасность. Ты ведь можешь оказаться не готова. Разнежена беседой с рыжеволосой подругой на солнце, размягчена мятным ароматным коктейлем через трубочку, растворена в море. В секунду ты должна уметь собираться из разреженного состояния, почти тумана, почти взвеси, и становиться тверже алмаза, прочнее титана.

Таков единственный залог, что выживешь. В противном случае будешь валяться мёртвой сломанной куклой, с пружинкой, которая торчит сквозь распоротый бок, и в левой груди твоей будет гнездиться червяк, жрать внутренности, а одна нога завернута, запрокинута и переехана грузовиком. Вот какое будущее ожидает тебя! Если ты не спохватишься, не сцепишь зубы, не вспомнишь вовремя истину: мужчина — гад.

Я пишу тебе из кювета. Как раз такая сломанная кукла. Я опоздала, понимаешь ли. Меня не предупредили. Сейчас, вот полежу ещё немножко. Потом соберусь и буду легка, блистательна и певуча, крылата, зеленоглаза и сияюща, и никто не узнает мерзкой тайны, что я червивая кукла, лежу в канаве.

Всё почему? Потому что я его любила.

Как теперь не сожалеть? Я имела тысячу шансов самой, первой растоптать его. Разгрызть. Вырвать глаз. Затолкать в ноздрю авторучку. Порвать прямую кишку бутылкой из-под кока-колы.

А теперь зато остался более изящный способ. Правда, просто-напросто последний, нет выбора. У меня, зомби, вставшей из могилы. С кругами под стеклянными глазами.

Ты спросишь, сестра, как же я поступаю. Медленная пауза. Сейчас я скажу тебе. Мой ответ прост, как полкило сахара, полкило ягоды, варить на медленном огне. Я просто — ля-ля-ля — пренебрегаю им.

Когда мужчина ломает нас, мы не мстим ему.

Я ненавижу его.

Когда мужчина бросает нас, мы смеёмся.

Я презираю его.

Когда мужчина умоляет нас вернуться, мы смеёмся ему в лицо.

Я пренебрегаю им.

Теперь ты знаешь, дочь моя, как следует поступать?

Ивантеевка

Наташа всегда меня утешает. Самим фактом своего существования.

— Спокойно! — говорит она. — Решётка бывает тюремная, а бывает кристаллическая.

— Как о том нам поведал «Досуг», верно?

— Да. И ты тоже читала тот номер?

— Попался.

Она говорила и говорила. Нечто, по её разумению, жизнеутверждающее, бодрое, что должно бы меня настроить на победный лад. Я слушала и ужасалась. Мне казалось, она несёт бред, курнув какой-то гадости. Или кто-то до того прочистил ей мозги, что она вполне могла бы сойти за адепта тоталитарной секты или менеджера пирамидальной финансовой корпорации.

Впрочем, такой менеджер как раз я.

— Ну и что? Всё отлично! Ты только начала карьеру, я — на заре своей киношной славы…