Пустыня

Ну да ладно. Мне, в общем, не хочется говорить. Хочется смотреть. А смотреть есть куда. Лачуги, по-другому не скажешь, выбеленные, в оплетенных виноградом загородах, с теми самыми ярко-голубыми воротами, лепятся одна к одной как попало. Ласточкины гнёзда. Вдоль дороги мелькнула надпись углём на картоне «самса-лепешки», ещё лотки с луком, длинные связки ярко-рыжих тугих луковиц. На одном повороте сбились в стаю гипсовые грубо раскрашенные парковые скульптуры, лошади и гномы, те и другие с нарисованными большими синими глазами. Велико богатство твоё, нищая и щедрая моя земля…

— Работы совсем, совсем нет. А думаете, в России лучше? Не лучше… Вот в Москве да, потому что там всё скучено. Все и крутятся…

Мягкий уход

В Москве да. Когда ощущение непреходящего трагизма становилось необоримым, я понимала, надо пойти на кухню и съесть что-нибудь вкусное. Универсальный рецепт. Наш ответ Чемберлену! Так как еда — есть, есте — отрицание смерти.

«Новый шампунь сансилк! Новый мягкий уход за вашими волосами!»

Надо осуществить мягкий уход. Отсюда. Тогда, собственно, я и замыслила, усталая рабыня, побег. Правда, ещё не знала, что именно в Ялту, но как кстати она подвернулась!

Москва, Москва. Как тяжело было бы надолго расстаться с тобой — тебя можно проходить всю жизнь, да так и не пройдёшь.

Гуляла по летнему Калитниковскому кладбищу, что расположилось в двух шагах от места моего тогдашнего обитания — было скрыто одной линией домов, словно море на курорте. «Любимый, спасибо, что ты был». Слова на гранитной плите потрясли. Спасибо, что ты был. Любимый. Ты не мог совершить предательства большего, чем смерть. Спасибо.

Кривоватые холмики, густой душистый запах роз, от которого задыхаешься, аромат сирени, ещё каких-то цветов, подиковинней, питающихся жирными корнями из того гноя, что раньше был любимым телом — плотью, крепкой, мягкой, тёплой. Плотной плотью. С любимыми запахами.

Дурняком прёт бурьян, оплетает хмель выцветающие искусственные цветы сыновней почтительности над могилой отца; ограды, чугунные, витые, крашенные; камни, кресты, то бетон, то благородный гранит, то плита, то обелиск; дерево, дощечки, кое-где словно курсивом «Такая-то Такая-то, ск. 02.10.1988». Ск. — я не сразу поняла, значит, скончалась. Где поподробней. Но самое сильное — то, что с начала. Спасибо, что был.

И вспомнился такой же летний день, и моя тогдашняя зеленоглазая и темноволосая любовь, обнимающая меня за плечи, я, пьяная счастьем, у какого-то подмосковного храма, рядом с музеем, и кладбищем — маленьким, пятнистым от тени. И я говорю:

— Неужели и мы умрём?

Ударило, как ножом. Я даже заплакала, задохнулась, захлестнуло горло, до того безысходной и бессмысленной показалась жизнь, до того острой любовь к тебе. Невозможная, поскольку умрём. И ты отвечал с мягким смехом:

— Ну конечно, умрем. Сначала мы встретились, теперь мы будем жить, вместе, до старости, затем состаримся и умрём. Обещай, что ты не умрёшь раньше меня.

Спасибо тебе, любимый. Ты был.

Чтобы встречаться с женатым мужчиной, оказывается, не надо быть такой уж дрянью. (Как раньше я думала). Оказывается, и у них, кто встречается с женатыми, в жизни была первая любовь, когда и он, и она были свободны и готовы посвятить себя другому. И, оказывается, они вовсе уж не такие подлые, подобные женщины — чаще просто они одиноки.

Удивительная подробностность жизни, распадается на сотни и сотни сотен вещей — и кактус в высоком, словно пьедестал, горшке, и плетёное кресло и стул в гостиной. И компьютер — кажется, снился летней ночью — стоит на специальном передвижном столе. Почему-то выступают въяве, со стереоскопической глубиной, выпукло все детали быта в квартире знакомой, которая курит и взбивает острыми пальцами без того кучерявую рыжую шевелюру — рассказывает, положив ногу на ногу, о работе. Рассказывает, как начинала в пору постперестроечного появления порнографических журнальчиков в России. Вела там колонку. «Я пришла туда взрослой женщиной, у меня был десятилетний сын. И всё равно многое стало открытием. Я и подумать не могла, что бывают такие вещи на свете. Разорвала потом на мелкие клочочки. Но прежде прочла от корки до корки».

Как выиграть билет в лотерею. Как неожиданно для себя сдать экзамены в лучший институт страны. Как получить назначение на новую ошеломительную работу. Как поехать нежданно-негаданно в невиданную страну. Родиться мужчиной.

Встретиться в кафе — всё равно, как родиться мужчиной. Счастье, к которому привыкаешь. И которое начинаешь воспринимать, как должное. Не абсурд ли?

Ну, подумаешь, синее море. Ну, подумаешь, сладчайший город, пыльный, босой, весь в цвету — мечети, минареты, гробницы, мрамор, пыль, белые цветы, густое тёплое благовоние жасмина в воздухе. Сплошное лето. Подумаешь, земли чужие и чуждые. Где ты не мог — ни отец твой — бегать, оставляя отпечатки стоп в мягкой бархатистой пыли, тонкой, как рай. Не мог. Не был. Поскольку здесь не родился — родился в иных местах.