Пустыня

Кажется, я даже замахнулся на нее, и вдруг что-то обожгло мою щеку — затуманенное сознание послало вдогонку: тебя ударили по лицу, она ударила тебя…

Я схватил Гавхар за плечи и стал трясти, она что-то кричала мне в лицо, и в глазах ее я увидел вдруг жалость и страх, и очнулся, и протрезвел — господи, да что же я делаю! Ведь это Гавхар!

Она погладила меня по голове:

— Пойдем, Бекджан. Надо идти, нельзя останавливаться…

— Нет, нет! Надо вернуться, если мы хотим остаться в живых!..

— Вернуться?! Куда же?

— К колодцу…

— А оттуда? К твоему дяде, да, Бекджан?

— Он не даст нас в обиду, это лучше, чем сдохнуть в песках! Ты хочешь сойти здесь с ума? Хочешь достаться воронью на поживу?

— Бекджан… Ты… Ты предлагаешь мне вернуться к басмачам?.. Ты предлагаешь вернуться к ним, да?

Это было больнее, чем удар по лицу.

— Я скажу ему, что ты… что мы…

— Какой же ты низкий, Бекджан, — спокойно проговорила Гавхар. В глазах ее было презрение. — Что ж, иди к своему дяде! Торопись!..

Я резко встал и пошел.

Когда я сделал несколько шагов, услышал позади:

— Бекджан!

Я остановился, не в силах был ступить дальше. И не хотел обернуться. Потому что знал: если обернусь, снова последую за ней, как верный пес.

Сколько я так простоял — память моя не говорит ничего. Потом, когда я обернулся и хотел позвать ее, — увидел ее еле приметную фигурку уже далеко. Она взбиралась на бархан, измученная, но не сломленная. Я с тоской подумал, что она все же, наверно, дойдет, выйдет к реке. А я остался один среди песков…

Я побежал за ней, упал. Звал ее, я кричал ей что было сил. Она не обернулась. Мой голос был слаб, и не мне было одолеть безмолвие пустыни. Она меня не услышала.

Я с трудом поднялся, опустив голову, поплелся обратно — туда, где прошлой ночью убили Берды, где басмачи надругались над девушками… Чувства правоты не было в душе моей, я ненавидел себя…

X

Я шел обратно, и, чтобы примирить мою совесть со случившимся и меня с самим собою, сознание мое увело меня в прошлое, память услужливо рисовала милые сердцу картины: вот наш сад — в кишлаке Чалыш, он был из самых красивых и богатых. Ветки деревьев гнутся под тяжестью плодов, посреди сада — виноградник, кисти огромные — с локоть, «буаки» и «чарас», за виноградником — бахча… А там, где наш сад примыкал к саду моего дяди Али, — десять деревьев моей любимой айвы. Мама тоже любила айву, варила из нее варенье… Эх, мама, мама… Что она видела, что получила хорошего от жизни? А отец мой? Он что получил? Копил деньги к старости, хотел хоть последние годы прожить в довольстве, хотел дать мне образование, оставить дом. Во всем отказывал себе ради этого. И что же — все отобрали, все, что накопил трудом, а заодно и жизнь… И мамину — тоже… А что взамен? Что получил я от Лойко, от большевиков? Убогую комнатушку в доме старой Султанпаши? Что я видел?.. Разве я должен защищать эту власть?

Так утешала меня моя память, отыскивая и подбирая объяснения, почему я вправе был повернуть назад…

К вечеру я добрался до колодца, откуда мы с Гавхар двинулись утром. Бросился скорей к настилу, споткнулся, упал и с трудом поднялся на колени. И так и застыл: ужас сковал меня — прямо перед собой увидел я небольшую пеструю змею — она подняла голову над песком и не шевелилась, только стеклянно блестели глаза.

«Вот она, смерть… — промелькнуло у меня в голове. — От чего хотел уйти, к тому пришел… Видно, судьба… Это мне за Гавхар… Может быть, она умирает сейчас в песках…» Змея не шевелилась, но сама поза ее, напряженная, с поднятой головой, внушала мне такой страх, что я не смел дышать…

«Сейчас она бросится, — думал я, — примерится и… Куда она нацелилась?..»

Что делать? Может, мне самому броситься вперед, ударить ее ребром ладони по голове?.. Успею ли?.. Нет, конечно, змея быстрее…

Время шло, змея все не нападала, спину мою ломило от напряжения — сколько я так еще простою, полусогнувшись, на коленях?

И вдруг — я сначала подумал, что мне это чудится, — я услышал далекие голоса. Но я боялся отвести взгляд от змеи — она могла испугаться людей и броситься…

Холодный пот выступил у меня на лбу — я услышал, что голоса приближаются… Я так и не повернул головы, а змея не двинулась… Голоса смолкли, и вдруг — мне показалось, над самым моим ухом, — грохнул выстрел…

Я повалился без сознания, уткнулся лицом в песок.

Потом я почувствовал, что мне в рот льется вода… Я открыл глаза. Это Джапак поил меня из фляги. Рядом стояли два красноармейца. Я поднялся. Змея валялась на песке, голова ее была размозжена пулей…

— Что, змея напугала? — Джапак весело улыбался мне.

— Да старая она, яду уже нет… — заметил один из красноармейцев.