Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников

Весьма замечателен и интересен разговор, который вел авва Иосиф со своими иноками по вопросу о полнейшем бесстрастии, которое истинный монах должен испытывать безразлично ко всем людям.

Как-то два инока пришли к нему с просьбой объяснить им, лучше ли им принимать с радостью посещающих их братьев или не выражать этой радости. Они не успели еще открыть рта, чтобы изложить ему свое затруднение, как он предупредил их вопрос, дав им такую притчу...

Он посадил их одного слева, а другого справа, затем вошел в свою келью, покрылся старым рубищем и прошелся между ними в таком одеянии, не говоря ни слова.

Затем он снял с себя это рубище, надел хорошую одежду, которую он употреблял в праздничные дни, и снова прошелся между ними. Наконец он оделся, как одевался постоянно, и сел с ними.

Монахи смотрели на него с удивлением, не понимая ничего из того, что он представил. Тогда он им сказал: — Хорошо ли заметили вы, что я сделал? — Да, — ответили они.

— Но, — прибавил Иосиф, — заметили ли вы, чтобы перемена в платье изменила что-нибудь и во мне? Стал ли я хуже, надев рубище? Стал ли лучше, надев лучшую одежду? — Конечно, нет! — Поймите же, по сравнению с этим, что все созданное, даже и люди, не должно ничего изменять своим появлением в нашем внутреннем мире. Принимайте с радостью и невинностью и с христианской любовью братьев, которые вас посетят. А если никто не придет к вам, храните себя в сосредоточии духа.

Такова должна быть, конечно, весьма труднодостижимая бесстрастность человека, который поставил все свое счастье в одном Боге. Он до такой степени освободился из-под влияния людей, так равнодушен к приятным или к резким их речам, что ни один человек уже не может доставить ему горе или радость.

Истинный инок, достигший высоты бесстрастия и выработавший в себе истинную любовь к христианству, все готов сделать для человека, относясь ко всем с одинаковым чувством доброжелательства, но никого не предпочитая, ко всем равный, никем не волнуемый. Нет близких, нет любимых, нет ненавидимых, все дорогие братья, с совершенно равными правами на его привязанность из-за общего их Отца Бога, из-за высокого звания чад Божиих.

Те, кому приходилось знать великих иноков, испытали на себе тепло этой всех одинаково греющей и всегда готовой согреть любви, которая «не ищет своих си», все дает, ничего не требуя и не ожидая, всех принимает, никому предпочтительно не радуется, все терпит, ничем не огорчается.

Вот такого-то расположения духа — благоволения ко всем людям, без отличения кого бы то ни было, этого спокойствия и, если можно так выразиться, святого равнодушия к людям, при горячности и стремлении к одному только Богу, — и требовал от иноков авва Иосиф.

Иноки, которые приходили к нему за советом, были, несомненно, на должной высоте, чтобы понять слова аввы. Они ушли домой, вполне уяснив себе тот вопрос, за разрешением которого приходили.

Передают также следующую глубокую мысль, высказанную этим аввой.

Есть три состояния души, угодные Богу. Первое — это состояние больного, испытывающего к тому же искушения, и тем не менее благодарящего Бога. Второе — это когда во всех своих поступках действуешь с такой чистотой намерений, что к этому не примешивается ничего людского. Третье — это положение монаха, который живет под руководством духовного отца и отрекается во всем от своей воли.

Один монах пришел спросить его, как ему спасаться, потому что он не мог ничего выносить, не мог работать, не имел чем подавать милостыню.

Авва Иосиф ответил ему: «Если ты не можешь исполнить ничего такого, старайся, по крайней мере, не делать ничего нарушающего любовь к ближнему, и я верую, что Господь смилуется над тобой».

Стараясь передать малейшие черты, относящиеся к преп. Антонию, надо назвать еще учеников его Исаака и Пелузия.

Первый из них помогал ему как переводчик, переводя его посетителям на греческий язык то, что преподобный Антоний говорил им на своем родном, египетском языке.

Интересен рассказ преподобного Илариона Великого о посещении им горы преподобного Антония после его кончины.

Два инока, Исаакий и Пелузий, показывали ему узкую келью великого Антония, убогое его ложе, сады, которые он насадил и взрастил. Преподобный Иларион просил их также показать ему место погребения преподобного. Но нужно думать, что они не могли исполнить этой просьбы: во-первых, преподобный запретил показывать кому бы то ни было свою могилу, главным же образом потому, что они и не могли знать ее места, и тайна, которой так много было в жизни Великого Антония, осенила навсегда и тот клочок земли, который принял его изможденное подвигами и трудами тело.

VI. Преподобный Павел Препростой, ученик преп. Антония в Нижней Фиваиде