Жил-был у бабушки серенький чижик
Париж воображаемый много красивее Парижа реального. Факт. Для нашего человека Париж построили и населили писатели и кинематографисты. Эйфелева Башня, улица Старой Голубятни, Лувр, мушкетеры, капитан Фракасс, Мулен Руж и Фантомас — они-то и есть главные достопримечательности французской столицы. И осматривать их лучше всего в Сосновке, в дождь, на чердаке, под стук дождевых капель, лёжа на охапке душистого сена с томиком Дюма, Бальзака или Ремарка в руках. Вот то Париж, так Париж!
А Париж реальный… Город как город. Для утомленного человека (а два месяца турнира, перелёт и прочие сопутствующие обстоятельства утомляют изрядно) все красоты, всё очарование где-то за углом. Не здесь.
Во-первых, язык. Париж был под немцами с лета сорокового до лета сорок четвертого года. Но немецкий язык парижане отвергают напрочь. Спрашиваю их о том, о сём, ничего секретного не выпытываю, обычные вопросы туриста, — каменеют лицом и говорят них ферштейн. Ну, ладно, немцы оккупанты. Согласен. Понимаю. Но и английский французы не привечают, а ведь союзники и только союзники освободили Францию от гитлеровцев. Но андестенд, говорят французы.
Ничего, подумал я. Огляделся. Нашел человека соответствующей внешности — и спросил по-арабски: уважаемый, где здесь то-то и то-то?
Совсем другое дело!
И далее всё пошло гладко.
Араб-таксист, пожилой (к незнакомым пожилым людям следует обращаться «уважаемый», учил меня шейх Дахир Саид Джилани) повёз меня в отель. Я спросил его, где можно поменять доллары. А есть, есть хорошее место, вот прямо по пути!
И в самом деле, курс в арабском обменнике оказался куда приятнее, чем в аэропорту.
Отель мой таксист не одобрил. Дороговато, сказал. Что делать, ответил я, значит, отель послан во испытание. Будь доволен и будешь доволен.
Таксист проникся.
Отель и в самом деле был не из лучших, но не я выбирал. Выбирало посольство. Какой забронировало, такой забронировало. Мол, им владеет сочувствующий нашей стране человек.
Я только рад, что есть сочувствующие нашей стране владельцы отелей, но… Но, право же, хотелось, чтобы это сочувствие выражалось в скидке, а не в наценке. Нет, средства мне позволяют, но тут дело принципа.
На стойке портье сказал, что мне уже звонили четырежды. С утра. Я попросил перевести звонок в номер. Но у вас номер без телефона, сказал портье. Ну так дайте с телефоном. Это будет стоить…
Будет, да. Сочувствующие французы.
И опять ничего. Переживу.
Поселился.
Переоделся в столичное. Знай наших!
Тут позвонил человек из посольства. Не спросил, как здоровье, как долетел, как разместился, а сразу к делу: в понедельник в девять сорок пять за мной заедут в отель по известному мне вопросу. Коротко и по существу.
Я ответил «так точно».
Потом — через коммутатор — заказал Чернозёмск. По срочному тарифу. Редакцию «Поиска», решив, что застать Лису и Пантеру в это время могу только здесь. Суббота и воскресенье в журнале рабочие дни. Суббота начинается в понедельник. Ну да, мы график построили под себя. Чтобы чуть легче с учебой было.
Наконец меня соединили. Ура, ура! Застал обеих.
Пощебетали, да. На сто двадцать франков. Говоришь, а телефонистка каждые десять франков напоминает, что денежка тю-тю. Бережливая нация — французы. Ну, и другая польза: осознаешь, что нас подслушивают. Хотя нужды напоминать нет. Советские люди убеждены: нас подслушивает враг. Да еще и не один. И друг тоже подслушивает: уверен, что распечатка разговора сегодня же ляжет на стол Кого Нужно. Бдительность — основа безопасности страны! И, сознавая это, мы говорили так, как следовало комсомольцам.
Ага.
По завершении разговора я немного взгрустнул. Но совсем немного. Уж скоро, скоро я вернусь к вам, печалью не тумань глаза…
И я заказал номер Бориса Васильевича. Он просил связаться, как приеду в Париж. Телефон дал. Вот я и связываюсь. Других планов у меня всё равно нет.
Спасский и здоровьем поинтересовался, и как долетел, и как устроился, а потом позвал на ужин в узком кругу парижских друзей. Просил непременно быть. Указал адрес. Небольшой ресторанчик, для парижан, а не для туристов.
Хорошо, сказал я. Буду.
Но до назначенного времени у меня было четыре часа. Четыре с половиной, если точно.
Ситуация: советский студент оказался в Париже. Городе мечты. И что ему делать четыре часа?
Уж точно не бездарно сидеть в гостинице.
И я вышел из номера.
У стойки портье меня взял в полон гражданин лет семидесяти. Представился графом Перовским и предложил услуги гида. Его русский был старомоден, видно, классический эмигрантский, но я ответил по-немецки, полагая, что граф язык этот должен знать превосходно. Спросил, как он представляет эту экскурсию.
Экзамен он выдержал, ответил на немецком (опять же старомодном) что у него автомобиль, и он покажет мне Париж для русского от русского. Пятьдесят франков в час.
Сошлись на тридцати — я хоть и не француз, но торговаться в Париже просто необходимо. Хотя мне думается, он и двадцати франкам был бы рад.